Настасья Карпинская - В вихре пепла

Около девяти вечера дети уже начали зевать, и Ира засобиралась домой. Проводив их, Баталов понес Мишку в баню ополоснуться перед сном, так как забираться в душ или в ванну сын категорически отказался, а я принялась за уборку, делая все нарочито медленно.

Муж уже после парной намекал на то, что не прочь закончить этот вечер в горизонтальной плоскости. Я же это его желание не разделяла, мне хотелось остаться в одиночестве, в тишине, один на один со своими мыслями. После вчерашнего конфликта мне не то, что с ним спать не хотелось, но и разговаривать особо тоже. Проблема в наших отношениях всегда была еще в том, что после конфликтов Костя переставал злиться или обижаться первый, а мне всегда нужно было время, чтобы переварить ситуацию. Вот и сейчас отсиживаясь на кухне, изображая бурную деятельность, я ждала, когда муж заснет. Трусливо и неправильно. Правильней надо бы поговорить, сесть и все друг другу высказать, обосновав свою позицию и попытаться решить все недопонимания. Но, зная почти со стопроцентной уверенностью, что подобные разговоры у нас обычно заканчиваются громким скандалом, я молчала, и буду молчать пока Мишка дома. Мне хватило одного раза, чтобы перестать выяснять отношения с мужем при сыне, одна единственная фраза, застрявшая в моей памяти, выбитая клинописью в сознании, сказанная как-то им после нашей очередной ссоры с Баталовым: «Мам, для меня нет в жизни ничего хуже того, когда вы с папой ругаетесь». По-детски построенная фраза резанула тогда по сердцу настолько сильно, глубоко и больно, что теперь я даже свое раздражение на мужа скрывала, не давая сыну и повода переживать. Дети не должны быть в эпицентре войны между взрослыми, они не должны наблюдать, как два самых дорогих для них человека не могут найти общий язык, зарываясь в ворохе своих обид. Дети не виноваты в том, что взрослые в силу своей боли, несдержанности и глупости совершают ошибки, болезненно раня друг друга. В этом нет детской вины, и они не должны за это платить своим правом чувствовать защищенность, любовь, семью и безопасность в этой семье не только физическую, но и эмоциональную. Поэтому сейчас я тут на кухне натираю до блеска тарелки, избегая возможного конфликта и ситуации, в которой пришлось бы через себя переступать, выполняя прихоть мужа.

– Я хочу выйти на работу, – произнесла я, обращаясь к мужу, как только Мишка, поужинав, выскочил из-за стола.

– Зачем? – не отрываясь от поглощения ужина и погрузив взгляд в телефон, который держал перед собой.

– Что бы видеть хоть что-то, кроме стен собственного дома, бесконечной уборки, готовки и твоего недовольного лица.

– Кто тебя возьмет? Наступит зима, Мишка начнет бесконечно болеть, пара больничных, и тебя тут же попросят. Сейчас никто не будет просто так платить бабки за то, чтобы ты на больничном сидела по три недели в месяц.

Резануло болезненно по нутру, больше его холодным безразличием, чем резкостью слов.

– То есть, Баталов, я в твоих глазах выгляжу настолько бездарной и бесполезной, что гожусь только в качестве посудомойки и уборщицы в твоем доме? – скрипнув зубами, произнесла ровно, стараясь сохранять спокойствие.

– Я совершено другое имел в виду, – отложив телефон, перевел на меня свой взгляд. Почтил вниманием, наконец-то. – Ты, вообще, меня слушаешь?

В тоне нескрываемое раздражение, опостылевшее уже до отвращения, потому что о чем бы я ни завела разговор, я натыкаюсь на это недовольство, ставшее уже основной реакцией на мои слова.

– Слушаю и ох**ваю от твоей борзоты, – снова, держа себя в руках и не повышая тона, хотя хотелось не просто наорать, а разбить что-нибудь об его голову, ну или как минимум пару тарелок об пол.

– Я. Выхожу. На работу.

Произнесла твердо, выделяя каждое слово, давая отчетливо понять, что ни один его аргумент принят не будет, и я не передумаю.

– Егор вчера предложил мне место делопроизводителя, и я соглашусь.

– Ради копеек пойдешь юбку протирать по девять часов? Или ты думаешь, что там зарплата, как у тебя в «Ресурсе» была? Тогда раздели на десять то, что ожидаешь увидеть, – прозвучало едко с долей иронии и злобной насмешкой, вызывая этим во мне лишь еще большую неприязнь.

– Мне плевать, сколько там платят. Сколько бы ни заплатили, это будут мои деньги, и я не буду постоянно чувствовать себя попрошайкой.

– В этом проблема? В деньгах? Жень, что за бред? Я тебе хоть раз отказал в чем-то?

– Нет, но и если я не спрашиваю нужную сумму, никогда не предложишь и не спросишь, а если что-то у меня, а нужно ли что-то мне.