Мару Мар - Пропавшая невеста

Вероника, правда, сомневалась, что вдохновенно орущие лягушки грустят, но их вибрирующее вопли резонировали в ее душе, прямо до пупырышек. От волнения или от вечерней сырости руки покрылись гусиной кожей. Вероника потерла предплечья, чтобы согреться.

Благодаря Людке, она знала, конечно, что орут в прудах не жабы, а лягушки, причем только самцы. Это их брачные серенады, так что, в отличие от поющих на берегу девчонок у лягушек личная жизнь удалась. Впрочем, будь они абсолютно счастливы – молчали бы в тряпочку. То есть, в водяной лопушок. А пока подруги не пришли, можно и покричать. Кстати, Жабокруковка всё-таки названа в честь этих крикунов, а не жаб. Просто по-украински лягушка – жабка, а собственно жаба называется иначе: ропуха. А крук – это ворон. Вероника подняла глаза к верхушкам деревьев, рассчитывая увидеть там парочку смоляных силуэтов. Нет, воронов пока не видать. Хотя, судя по названию, жаб и воронов тут положено встречать чаще, чем всех других жителей вместе взятых. Вот людей здесь на нескольких квадратных метрах полянки всего трое, считая и Веронику, а лягушек никак не меньше двадцати. Пока сходится. Почему же ни одного ворона?

– Кру! Кррру! – как по заказу раздалось сверху.

«Ух ты! Это же не птичка, а летающий слон! Как его ветки держат? Интересно, а здесь все желания сразу сбываются?» – со скрытым ехидством подумала Вероника, заранее издеваясь над собой: «Вот дурочка, размечталась!» Но скучавшему в депрессии юному организму нелогично хотелось чуда.

«Вот бы Ромка приехал сюда за мной!» – быстро пожелала Вероника, зажмурившись и сжав кулаки, словно обороняясь от собственного здравого смысла. Понимала, что желание безнадежно, но спешила загадать, пока бесцветное тоскливое настроение снова не одолело ее.

– Круу! – как-то укоризненно каркнул ворон, тяжело взлетел и пропал за деревьями. Словно предупреждал о чем-то. Мол, что ж ты, мать, желание на невыполнимую ерунду потратила! Я же помочь хотел. Ты бы ещё луну попросила. А говорили, отличница, умная должна быть!

Вероника пожалела, что позволила горьким мыслям отравить ее сельскую идиллию. Она снова сосредоточилась на золотом небе и почти неподвижных верхушках осин и акаций, живой стеной отделяющих улицу от полянки с прудом. Эх, если бы в мыслях поставить такую стену, чтобы ничего не видеть и не слышать. Хочешь заглянуть – тогда пожалуйста, а без спросу чтобы ни одна жаба… мысль не проскочила!

Она смотрела и смотрела на облака, их края желтели и наливались солнцем, будто жарились. А потом стали аппетитно румяниться розовыми боками, когда солнце спустилось ниже. Лягушки притихли. Девчонки-певуньи давно убежали, в просвете между веток повис тонкий месяц. Только по нему Вероника сообразила, что запад совсем не там, где она думала, а ее интерес к цвету облаков – чем дальше, тем более гастрономический, а не художественный. Румяные, пышные, они напоминали зажаристый омлет и намекали: пора ужинать!

Выйдя на улицу, на обратном пути Вероника ещё полюбовалась настоящим закатом. Оказывается, прежнее буйство золота – всего-навсего отражение, искусственное и мелкое, как выкопанный на лужайке пруд. Во всех смыслах расширив свой горизонт, «дачница» вернулась в дом, уплела омлет с помидорами, и только собиралась забраться на диван и для приличия почитать что-то по программе, как пронзительно запищал телефон.

«Мда, это хуже, чем крики жаб, – недовольно подумала Вероника. – Нужно сменить сигнал».

– Привет! Куда ты пропала? – исключительно жизнерадостно затрещала Людка. – Встретила в магазине твоих, мне сказали, ты ушла в монастырь, или в подполье… или просто решила землянку в лесу вырыть, я толком не поняла. Но пока у тебя не отобрали последнее средство связи с огромным миром, и, главное, со мной, рассказывай!

Тон подруги не терпел возражений. Отвязаться, сказав: «Знаешь, созвонимся завтра, я читаю вопросы по географии!» – от нее не получится. Да и не хотелось. Родной Людкин голос успокаивал получше жабьих серенад. Она умела подколоть Веронику так, что та, даже из самой глубины депрессии не могла не ответить, и волей-неволей немного отталкивалась от дна.

Услышав план «самоизоляции», Людка немедленно стала над ним, мягко выражаясь, иронизировать. Хотя против самого отъезда «на дачу» не возражала.

– Глянь-ка, в твоем захолустье даже связь берет! Или ты на крышу влезла, чтобы сигнал поймать? Кровопийцы не загрызут?