Мари Князева - Господин

– Садись, – сказал Терджан командным тоном, а потом, словно спохватившись, добавил: – Пожалуйста.

Я не послушалась:

– Я пришла сказать, что это слишком рискованно. Я не хочу, чтобы вы так рисковали из-за меня.

– Сядь, пожалуйста, – повторил он, не дрогнув ни одним мускулом на лице.

Отчего-то на этот раз я не смогла не подчиниться. Терджан довольно кивнул:

– Я ведь сказал, что тебе не стоит беспокоиться об этом.

– Но почему?

– Никто не знает господина так хорошо, как я. Ты можешь быть совершенно спокойна за мою и твою безопасность.

Я тихонько выдохнула. Что ж, если он так уверен…

Ева

Я спросила Терджана:

– Вы давно работаете на хозяина?

– Да. Очень давно.

– Он жесток?

– Справедлив, я полагаю.

– Вы считаете, он найдет это справедливым – что его охранник и рабыня разговаривают в саду?

– Почему вы так напуганы? Вас бьют, обижают?

– Нет. Ни разу никто не поднял на меня руку, но я думала, это потому что я слушаюсь.

– Поверьте, было бы желание, а повод всегда найдется.

Я вздохнула.

– Откуда вы?

– Из России.

– Как вы сюда попали?

– Я плыла на корабле со своим женихом. Корабль захватили террористы, а потом… – я невольно всхлипнула и опустила голову, стараясь сморгать слезы, но у меня не получилось, и одна из них скатилась по щеке.

Вдруг твердый жесткий палец мужчины провел по ней, а потом Терджан принялся бесстрастно рассматривать мои слезы на своей руке.

– А потом вас продали в рабство, – закончил он за меня все тем же спокойным тоном.

– Да. Я долго не верила в это, ждала… спасения…

– Кого?

– Я не знаю… власти, полиции, армии, мирового суда… Как это может быть, что девушка в 21 веке попала в рабство, а ее даже никто не ищет? Я думала, рабство давно в прошлом…

– В нашей стране рабство разрешено.

– Но ведь это дикость!

– Не нам с вами судить.

– Простите, но я не согласна!

– И что вы сделаете?

Я замерла. В самом деле, что я сделаю? Я боюсь даже разговаривать с ним, опасаясь гнева господина, а тут замахнулась сразу на всю государственную систему.

– А вы что предлагаете? – спросила я его намного менее воинственно.

– Радоваться тому, что у вас есть. Кров над головой. Хлеб. Безопасность. Вас даже не обижает никто – чем вы недовольны?

– Всякий человек желает быть свободным.

– И что бы вы делали на свободе?

– Я бы вышла замуж, родила детей, работала, занималась тем, что нравится.

– Все это возможно и здесь.

– Но я хочу сама выбрать себе жениха! И работу, и… все остальное.

– Поверьте, от этого почти ничего не зависит.

– Что за глупость! Почему это?!

– Я наблюдал это на примере своего господина. Первую жену ему подыскали родители, вторую он выбрал сам.

– И что же – никакой разницы?

– Абсолютно. Те же глупости, те же проблемы, те же капризы – все то же самое.

– Может быть, дело не в невестах… – осторожно предположила я.

– Вы намекаете, что господин не умеет обращаться с женщинами?!

– О нет… Я не знаю… Но может быть, какие-то стороны его характера так откликаются в душах женщин…

Терджан задумался на несколько секунд, но потом недовольно наморщил лоб:

– Глупости! Просто все женщины одинаковы, особенно когда вступают в брак.

Я почувствовала протест против его слов: уж я-то точно не такая, как все! – но спорить не стала.

– Когда вас… купили, то сразу привезли в этот дом? – спросил Терджан.

– Нет, сначала я была в большом доме, где живет хозяин.

– Странно, что я вас не видел.

– Я работала горничной, не показываясь никому на глаза.

– Но почему? Вас не обучали подавать еду, прислуживать господину?

Я была так рада этому знакомству, что в порыве чувств сказала правду:

– Я нарочно изобразила неловкость, чтобы меня не отправили в комнаты господина. Я боялась, что… он станет жестоко со мной обращаться и… возможно…

– Подвергнет вас сексуальным домогательствам? – невозмутимо закончил за меня Терджан.

Я залилась краской и промолчала.

– Вы напрасно переживаете, у хозяина есть целый гарем, и у него нет необходимости кого-то принуждать. Кроме того, у нас считается ниже достоинства мужчины брать в постель белую женщину, которая уже побывала в постели кого-то другого.

Моя голова ещё больше отяжелела – даже дышать стало трудно. Мне был столь неприятен и оскорбителен этот разговор, что я поднялась со скамейки.

– Сядь, – опять приказал мне Терджан.