Юлия Узун - Эйслин

– Его? С чего ты решила, что это «он»?

– А ты сам посмотри: у самца голова серая, над глазами – белые «брови», у клюва – небольшие белые «усы», – говорила Эйслин, и я действительно увидел все эти особенности. – Самка, – продолжала она, улыбаясь, – более тусклая, с оливковой головой и белыми «щёчками».

– А ты неплохо разбираешься в птицах, – сделал комплимент я. Дрозд в этот момент упорхнул на соседнее дерево.

– Спасибо моей любимой энциклопедии, которую я прочитала уже, наверное, раз двадцать. Она называется «Птицы Норвегии».

– Так ты у нас любишь читать? – спросил я, хотя это прозвучало не как вопрос, а как утверждение.

– Очень люблю.

– Смотри-ка, кажется Сколль заскучал. – Я нагнулся, чтобы погладить пса. – Ты не против, если мы покидаем ему палку?

– О, а можно мне?

Отыскав среди листьев и иголок, которые издавали приятный треск, когда на них наступали, подходящую палку, я протянул её Эйслин.

– Попробуй. Только сначала дай её Сколлю понюхать.

Эйслин подошла к собаке, позволила обнюхать палку со всех сторон, затем, приподнявшись на цыпочках, забросила её куда-то вдаль. Довольный Сколль помчался на поиски «игрушки», весело виляя хвостом.

Я облокотился на ближайший ствол сосны и пристально посмотрел на девушку.

– Ну, теперь твоя очередь: чем ты занимаешься?

Девушка посмотрела себе в ноги. Из-под бордовой юбки выглядывали носки белых ботинок. Эйслин смотрела на них так, словно ноги принадлежали не ей. Я не понял, как это связано с моим вопросом, и не стал допытываться.

– Чем занимаюсь? Читаю… провожу всё своё свободное время с книгами, – ответила она. К этому моменту прибежал Сколль с «добычей», и Эйслин повторила бросок. У неё отлично получалось. Палка улетала на достаточно большое расстояние.

– То есть, чтение – это твоя работа?

– Можно и так сказать.

– Вроде библиотекаря? – ляпнул, а потом понял, что никакой библиотеки в этих местах и в помине нет.

– Почти, – тем не менее, ответила Эйслин. – Отец любил повторять, что для меня в мире не осталось книг, поэтому я читаю их по второму или десятому кругу.

Её смех, словно перо птицы, так приятно щекотал слух. Но, к сожалению, я все испортил, когда поинтересовался:

– А сейчас не повторяет?

Лицо Эйслин приняло мрачное, серьёзное выражение. Сколль дважды подал голос, оповещая о том, что он уже здесь. Эйслин не реагировала, и тогда я бросил собаке палку.

Мы пошли по узкой тропинке вглубь леса.

– Мне было десять лет, когда их не стало. Родителей. Авария. Но я плохо помню подробности, потому что была в машине и… я не разговаривала почти до пятнадцати лет. Никакие психологи не могли помочь. Только книги вернули меня к жизни.

– Прости…

Наступила тишина. Я чувствовал вину за то, что умудрился напомнить девушке печальные события её жизни. Но откуда мне было знать?

– Я уже свыклась с мыслью… что их нет. – Она поджала губы, затем вновь принялась смотреть на носки белой обуви, время от времени выглядывающие из-под плотной ткани. – А твои родители где?

– Мама и отец живут в Шотландии. Да, я шотландец, – усмехнулся, увидев удивление на лице Эйслин. – Но, как видишь, это не помешало выучить норвежский язык и переехать сюда.

– Как ты нашёл эти места? Такая глушь…

– Сначала я жил в Тромсё, конечно же. Красивый город, без всяких сомнений. Но мне хотелось уединения. Я его нашёл. Купил участок, построил дом и вот… я здесь.

– В Тромсё, наверное, остались друзья?

– Конечно! Моего лучшего друга зовут Брокк. Мы познакомились в колледже, жили в одной комнате. Так до сих пор и дружим. По характеру он полная моя противоположность. Наверное, поэтому мы так долго дружны.

– Потому что разные?

– Именно. Брокк – заводила, весельчак. Юмор в его исполнении многогранен, он остряк, без фальши в поведении и искренний балагур. Ещё он любит миндальные пирожные с присыпкой и уважает футбол.

Наверное, я сказал всё это слишком несерьёзно, потому что Эйслин расхохоталось. И это было настолько заразительно, что я не удержался и рассмеялся в ответ.

– Ты уверен, что твой друг любит пирожные с присыпкой? – сквозь смех и слезы спросила она.

Искренне не понимая, почему её это так зацепило, уверенно ответил:

– И дня прожить не может!

– Я слышала, что эти пирожные с миндальной обсыпкой. А присыпка снижает зуд у малышей.

– Э…

Минуту я почти не дышал, а потом прыснул. Эйслин тоже прыснула. Через секунду мы умирали со смеху. Мой норвежский иногда подводит. Но я был благодарен этой нелепости за то, что Эйслин больше не грустила.