Лена Кончаловская - Ты 24

Мне так казалось, потому что люди не спят просто так в одной кровати. Особенно если сложно найти какую-то точку соприкосновения, кроме секса, и я не про сферу интересов. Секс – тоже сфера интересов. Но просто спать вместе, вплетаясь снами друг в друга, это другое. Мне хочется остановить прямо вот тут, нажать паузу прямо сейчас , пусть просто будет сон, и моя рука в твоей руке.

Нахер это всё.

Есть один снимок американского фотографа Джо Нелли – две пушистые пчелы лежат валетом внутри раскрывшегося красного цветка. Они спят, и их мохнатые брюшки осыпаны желтой пыльцой. Даже через экран от них сладко пахнет медом. Я люблю этот снимок. В ту ночь мы были этими пчелами.

Утром я уехала. Вот и всё.

Мы стояли у поезда, и время, кажется, тянулось вечно. Я хотела, чтобы оно шло быстрее, я хотела, чтобы оно закончилось.

Меня тошнит. Ладонь на твоем затылке, горсть поцелуев, рассыпанных на твоем лице. Твой велосипед стоит у вокзала, мой ждет меня в тамбуре поезда.

Твой велосипед.

Время движется очень медленно. Я физически чувствую, что уже сейчас ты очень далеко от меня, и мне неловко, будто я пытаюсь удержать тебя, замыкая пальцы на твоей теплой шее.

Мне всегда хватало ума найти в себе немного самоуважения, гордости в конце концов, нащупать внутри достоинство размером с шарик для пинг-понга, чтобы вовремя уйти. Подстраивать реальность под ожидания, как бы этого ни хотелось, тупо. И немного унизительно. Нужно просто уйти. Но у меня ничего не получается. Время замерло. Было неловко. Мне просто хотелось, чтобы это всё закончилось.

Я устала. Я села в вагон и уехала.

Вот и всё.

Мы живем в небольшом одноэтажном домике на холме с видом на море. Старомодный интерьер с тяжелой дубовой мебелью и ванной из розового мрамора, но ему нравится. Ему вообще всегда всё нравится.

Просыпаемся от того, что воздух к десяти утра становится таким горячим, что простыня прилипает к животу и на ней остаются влажные невидимые следы пота. Тонкие белые занавески колышутся на утреннем ветру, и лучи света разбегаются по комнате. Южные сны.

Нас обоих бесит, что приходится спать, накрывшись простыней вместо одеяла, но в такое пекло какое тут одеяло.

Мы никогда не спим в обнимку, всегда на разных краях кровати, не касаясь друг друга. Не потому, что жарко. Просто. Мы не спим сны вместе. Это очень разные вещи.

Иногда, под утро, он поворачивается на бок, утыкается лицом мне в шею, едва касаясь губами моего плеча. Но это не считается.

Я никогда не понимала, почему вся человеческая близость должна умещаться в одну из двух форм – дружбу и некие романтические отношения, так называемую любовь, от которой бывают дети. Или от которой они не случаются, но это нюансы.

Всё же гораздо сложнее, и это не только вопрос чувств и договоренностей, но и языка любви. Любовь, может, и не меняет содержания, но форма – разве не может она быть разной? Я не знаю. Чем длиннее жизнь, тем меньше я знаю о любви. И если в шестнадцать мне казалось, что я знаю о любви всё, а взрослые, они ничего не понимают, то сейчас я точно знаю, что это действительно так. Я взрослая. Но это не так плохо.

Я всегда просыпаюсь первой. Осторожно оборачиваюсь и вижу его загорелое лицо на белоснежной подушке. Он похож на принцессу, такой он красивый.

Тихо сажусь на краю кровати, пытаясь не разбудить, но он всегда это чувствует и открывает глаза.

Цвет: синий.

В ванной на раковине лежит блестящая металлическая бритва. Смотрю на сверкающую рукоятку и чувствую, как снизу, от живота к груди, поднимается нежная теплая волна. Его бритва. Доказательство.

В окне виднеется край скалы с одиноким молчаливым кипарисом. Вот и ты.

Мы идем по узкой каменистой дорожке под палящим солнцем. В траве стрекочут кузнечики, или кто там обычно скрывается за высокими зарослями. Сверкающая синим перламутром стрекоза неспешно пролетает за ухом и замирает, беззвучно сотрясая густой воздух. Лето.

С утра мы не разговариваем. Он знает, что утром меня лучше не трогать, поэтому не болтает, хотя болтает он всегда. По делу, но всё же без умолку. Меня это не бесит, даже наоборот.

Мне нравится, когда он болтает.

И у него это получается гораздо лучше, чем у меня.

Иногда я слишком долго блуждаю в тумане образов, нанизывая слова одно на другое, постепенно вырисовывая смысл, и тогда он вдруг поднимет на меня глаза и, выдержав упругую паузу, скажет как есть. Цвет: синий. И я просто скажу: да.