Элен Форс - Значит, война!

В кино или книгах любовные истории всегда заканчиваются красивым хэппи эндом, несмотря на всю дичь, что происходила между влюбленными. Они всегда находят дорогу к друг другу сквозь тернии на своем пути.

Когда мне исполнилось десять лет, я начала брать книги из маминой библиотеки, читала их взахлеб, представляя своего принца. Нет, ни этого занудного на белом коне в блистающих доспехах, а брутального и мужественного, способного на все ради меня и наших детей: мальчика и девочки. Их обязательно должно было быть двое.

Я верила, что встречу настоящую любовь, кого-нибудь наподобие Хьюго Аливера из «Три метра над уровнем неба». Только я не поступлю как Баби, я дойду с ним до конца и построю светлое будущее. Для меня, ради меня – самый отвязный пацан станет романтиком, свернет горы и подарить чертову звезду!

Мне хотелось, чтобы мой мужчина был как Эдвард гребанный Каллен из «Сумерек», был готов отдать свою жизнь ради меня, потому что я бы отдала все ради него. Ведь любовь это предполагает… чтобы человек готов был на все…

Только вот моя история с грустным, раздирающим душу на части финалом. Не знаю, как сильно я нагрешила в прошлой жизни, что в этой меня решили так жестоко поиметь.

И в эту самую минуту меня имели самым похотливым и жестким способом…

Я стояла прислонившись покрытым потом лбом к холодному стеклу, и пыталась вспомнить с чего все началось. Когда поезд моей жизни свернул на эту дорогу и набрал дикую скорость, от которой уши закладывало?

По щекам текли соленые слезы, смешивающиеся с кровью от мелких порезов на моём лице. Они стекали по подбородку на голую грудь, покрытую мурашками от холода и лихорадочного, ненормального возбуждения.

Розовые соски, набухшие от грубых прикосновений и пощипываний расплющивались о стекло. Тепло и холод. Лед и пламя. Тело пронизывало сотнями игл от контраста.

– А! – мой крик утонул в темноте ночи, где на сотни километров не было ни души. Я пыталась сдерживать в себе это порочное, неправильное чувство, кусала нижнюю губу до крови, превращая её в лохмотья.

Его член как бурильный инструмент ритмично врывался в меня, доходя до матки, надавливая на нее, и выходя обратно. Он заполнял меня своими семенем до отказа, сперма стекала по моим бедрам и ногам в кроссовки.

Толчок. Толчок. Еще толчок. Сотня толчков, выбивающих из груди жизнь, превращающих меня в его вещь. Он знал, что делать, чтобы мне было невыносимо больно. Кукловод четко дергающий за нужные ниточки.

– Сучка… – шипит мне на ухо. – Не прощу тебя никогда, дрянь. Завтра же сделаешь аборт. Не хочу даже думать, что у тебя будет выродок от него…

Из гортани вырывается булькающий звук. Мольба застревает во мне. Все бесполезно. Он не знает жалости. Ничто не проймет его. Он не разрешит мне оставить ребенка…

В жизни не бывает книжных хэппи эндов. Брутальные, плохие мальчики не становятся хорошими. Они так и остаются исчадиями ада, превращающими твою жизнь в девять кругов ада, измазывая тебя дерьмом. Они не влюбляются в тебя по уши и не пытаются достать звезду с неба. Лишь ставят тебя на колени и заставляют отсасывать им, ведь они именно этого хотят – чтобы ты делала так, как велено.

Лучше влюбиться в задрота, будущего Марка Цукенберга, чтобы он вылизывал тебя начисто и не думал о других женщинах, такие заучки умеют ценить любовь.

Я села в поезд несущий меня в ад в один из самых счастливых дней в моей жизни – в тот самый, когда мы приехали с родителями в Рим. Тогда, я еще мало что из себя представляла, хотела казаться старше и мудрее, чем есть на самом деле. Переезд в Италию был огромным событием, настоящим приключением.

Я много читала и представляла себя постоянно на месте главных героинь, желая пережить нечто подобное. Сейчас мне хочется дать себе несколько пощечин и привести в чувство, тогда в моей голове был ветер и наивное представление об окружающем нас мире. Я не слушала никого, полагаясь только на внутренний голос, не способный дать ни единого толкового совета.

Если бы я могла стать своим внутренним голосом и дать совет себе, я бы сказала: «Сиди с мамой и папой рядышком тихо-тихо, думай об учебе и не строй глазки Марко Луккезе.»

Прыгаю на месте от счастья. Жмурюсь. До сих пор не могу поверить, что стою в небольшой квартирке на окраине Рима. Нашей квартирке.