Лион Кямью - Бездарный волшебник

Бандит замолчал. Путник колебался несколько мгновений, затем задал вопрос:

– И что ты сделал с ребенком?

Мужик закрыл лицо руками.

– А что ж с ним делать то? Ребенок тот малый чуть живой был, еле дышал. А год голодный, у меня и своих ребятни вон сколько… В лесу его оставил.

– Эх Ноидор, тебе разве не было его жалко?

Мужик убрал руки от лица, глубоко вздохнул задержал дыхание и с тяжестью выдохнул.

– Жалко конечно… конечно жалко. Но… но разумеешь… убиение той бабы, тяготит меня много боле.

Откровенная исповедь удивила всех. Никто из собратьев бандита этой истории раньше не слышал.Молчание длилось несколько долгих мгновений. Путник снова присел на пень, положил посох на колени и сложив руки в замок подпер ими подбородок. Встретился взглядом со вторым не пожелавшим молиться бандитом. Тот стоял скособочившись и придерживая болевший бок. Он понял взгляд путника.

– Я Левап – спокойно произнес он и с жаром добавил – А теперь колдун назовись сам.

– Нет – отсек путник.

– Не гоже так – укоризненно возразил бандит – али боишься открыть нам кто ты? Судишь наши грехи, аки Всетворец, а о своих умалчиваешь. Ты бился как бывалый воин. Скольких убил ты сам?

– Больше чем ты можешь себе представить – спокойно ответил путник – и вам… особенно тебе стоило бы побояться моего имени. Поверь, это знание тебе ни к чему. А мои грехи принадлежат лишь мне, ведь моя жизнь только в моих руках. Вы же пытались отнять мою жизнь, но не вышло! Пф! И сейчас вы принадлежите мне, и я буду решать ваши судьбы. А теперь говори откуда ты родом.

– Видать здесь все мы убийцы. И на кой толк нам головы морочить? Наши жизни ничего для тебя не стоят, отпусти нас али хоть убей не мучая. Не праведник же, тебе не впервой убивать.

– Как же плохо ты слушал – выпрямил спину мужчина и опустил руки на посох – Разве я не говорил, на что способен живой человек, сколько благих дел он способен совершить, сколько ценностей он способен создать? Вдумайся! Даже вы душегубы чего-то да стоите. Вот Ноидор, у него прекрасная семья, и как горячо любим он соседями. А Орб, он не рассказал, но я и так знаю, сколь добра и чудесна каждая из его дочерей. Даже Нефрап, до того как ступил на темный путь, совершал благие дела. И его друзья, и некоторые родичи, и особенно тот, кто стал ему названным братом – все любили Нефрапа.

– Благо и мне приходилось совершать.

– Это правда, и Всетворец твой свидетель.

– И убивать нас ты не желаешь?

– Я высоко ценю жизнь – это так.

– Тогда отпусти нас колдун, коль наши жизни так значимы.

– Как просто рассуждаешь, а ведь у человеческой жизни есть и другая цена. Она тяжелее, ее вес – это все те души, что он калечит и губит. А вам разбойники приходилось делать это. Сколько еще несчастных вы готовы погубить и покалечить, если я вас отпущу?

– Нисколько! Нисколько! Ни одной более загубленной души! Мы каемся, клянемся Всетворцом – наперебой заголосили молившиеся бандиты, а атаман, сидевший спиной к путнику, чуть наклонился в лево и плюнул через плечо.

Мужчина не обращал на них внимания и продолжал говорить с Левапом

– Тебя Левап это касается сильнее прочих. А потому, я хочу услышать о первой из тринадцати душ, что ты погубил. Рассказывай откуда ты родом и кого ты убил.

Бандит сжал кулаки и сдавил челюсти, выдохнул. Лицо его стало безразличным словно камень. Мужик отвернулся, чтобы не смотреть путнику в глаза, и заговорил.

– Я родился в деревушке названной Скотоскорье. Матушка моя умерла от хвори, когда я еще совсем мальцом был. Жил с тремя единокровными старшими братьями и отцом. И когда я был еще отроком… у отца приключилась ссора со старшим моим братом, из-за невестки. Брат тогда толкнул отца и сразу же убежал, испугавшись, что тот его поколотит. А толкнул он так сильно, что отец упал. Он тогда сильно ушибся, что даже с полу подниматься ему было тяжко. Отец просил о помощи, а я… Отец мой был… поганым отцом он был. Я часто мечтал его придушить во сне. Но не решался, все же он мой отец. А тогда… он бранил меня. Даже прося о помощи, он кричал и бранил. Тогда то меня и накрыла неудержимая ярость. Тогда то я и разбил его голову кочергой.

– Что случилось потом?

– Потом… а потом в смерти отца я обвинил брата. На него же указала соседка, она слышала их ссору и видела убегавшего брата. Все нам поверили и… и выходит я тогда сразу две жизни погубил.

– Хорошо Левап… то есть, молодец, что рассказал. Но ничего хорошего в твоем поступке конечно же нет. Гнида ты. Пускай и ответственность за твой нрав лежит на отце, но быть гнидой ты выбирал сам. А если не веришь в это, то вспомни братьев, они выросли достойными, особенно праведник младший… – путник замялся, но продолжил – ну довольно. Пора начинать самый интересный разговор – он вперил взгляд в последнего из молившихся, тот был особо старателен в молитве, путник ему приказал – имя и родина, называй!