Лион Кямью - Бездарный волшебник

– Нужда? Голодной смерти испугался, и потому других убивать стал, меня убить хотел! Чем же друг мой Орб твоя жизнь ценнее других, почему она ценнее моей?

– Я… ну…

– А год этот разве же голодный? Я пять деревень в вашем краю обошел и все здравствуют, все в достатке и как местные говорили, голодать приходилось года три назад. Тогда то ты душегубство распробовал, чужого добра нагреб, так и по сей день себе жизнь облегчаешь за чужое добро. Чужие жизни и судьбы поганишь! Так! Скольких ты убил? Отвечай!

– Я? Убил? Нет-нет, я не… мы только грабим… и… и только пришлых. О…о…очень редко. Торговцев и бродяг… они обычно пугаются нас и сами все отдают. Всетворцом клянусь!

– Значит от Всетворца тебе воздастся, он клятвопреступников не прощает, и я прощать не намерен, ведь знаю я, что врешь ты. Нагло врешь и лживые клятвы даешь! Лгать не получится, я уже все про вас знаю или вы глупцы не поняли кто Я!

Мужчина резко встал и стукнул посохом о землю, выбив сноп искр. От искр вспыхнуло пламя оно окружило разбойников, вздыбилось до высоты древесных крон и тут же погасло. Трое из пятерки бандитов упали на колени и принялись молиться.

– Скольких убил? Говори.

Орб был из тех, что молились. Он дважды протараторил «Защити всесильный от злых сил» и тогда сказал.

– Молю о прощении вас господин и молю о прощении Всетворца, я солгал, на моих руках кровь. Я убил одного.

– Кого ты убил?

– Я не ведаю его имени, какой-то странный беловолосый бродяга, он что-то прятал в своей сумке, и не хотел показывать а я…

– А ты решил что это было что-то ценное и насадил его на вилы. И что же было у него в сумке?

– Т…т…три медяка.

– И ради этого ты убил? Ради трех медяков? Что ты на них купил? Сивуху или три куриных яйца? – мужчина стал расхаживать из стороны в сторону рассуждая – человек… живой человек, что он может сделать? Может построить… скажем дом, создать инструмент, возделать поле, накормить семью. Что еще? Помочь родичу может? Может. Или помочь соседу, незнакомцу, в конце концов спасти чью-то жизнь может, или даже несколько жизней. Или с человеком можно хотя бы просто поговорить, узнать какую-нибудь историю, научить чему-то новому. Да хоть в карты поиграть! Спеть или даже сочинить песню он мог бы. Столько всего может совершить человек, неужели его жизнь стоит дешевле трех медяков. А ведь он может сделать десяток благих вещей или сотню, или даже тысячу. Тебе дурному душегубу вообще известно насколько это много – тысяча? Насколько это по-твоему ценно? Фух!

Мужчина громко выдохнул, остановился и указал на следующего бандита.

– Теперь ты, назовись!

Однако заговорил не тот бандит, на которого указали, а другой, из тех, что не падал на колени. Все это время он вел себя смелее других. Как и все он старался лишний раз помалкивать, вот только корчил наглую и надменную рожу, всем своим естеством показывая «Меня этим не проймешь, не на того напали». Долго терпеть нравоучения он не смог:

– Угомонись колдун – сказал и плюнул, выказывая брезгливость к произнесенному слову – Ты дядя горазд языком чесать, уж уши вянут твою муть слушать. Лучше сразу убивай. Ты мне не мать и не батька, чтобы жизни учить. Я уж свой жребий душегубский сам выбрал и сам за себя перед Всетворцом отвечать буду.

– Ох! Неужто атаман свое слово сказал – издевательски ответил путник – И как же звать тебя атаман?

– На кой тебе имя мертвеца дядь. Али мнишь, шо праведник великий, так пускай с миром. Али уж раз ты такой добренький, такой правильный, ты может уж на ножик мой сам наткнешься. А добро твое уж нам то не в тягость придется – отшутился и сам же посмеялся атаман.

– Ты тут не ставишь условий! Назовись, или я придумаю для тебя нечто похуже смерти.

– Ух как страшен ты, колдун бл… бееее!

Путник щелкнул пальцами, и вместо слов изо рта атамана полилось козлиное блеянье. Разбойники всполошились, а атаман взявшись за горло умолк. Путник щелкнул еще раз – у атамана выросли рога и хвост. Почувствовав лишнюю часть тела, тот заблеял как ошпаренный и закружился на месте, ловя себя за хвост. Путник невольно усмехнулся, щелкнул третий раз – на месте рук и ступней оказались копыта, сам атаман согнувшись встал на четвереньки и панически блея, стал скакать вдоль круга, лягая копытами товарищей. Тут уже путник всерьез засмеялся, а вместе с ним и еще пара бандитов. Мужчина в приступе хохота встретился взглядом с одним из хохотавших бандитов и резко стал серьезным:

– А ты чего смеёшься?