Екатерина Ромеро - Любовь под наркозом

Когда анестезию ей делал, Загорский не мог не отметить выпирающие худые позвонки, длинную шею и хрупкие плечи. Она не была истощена, тело явно тренированное. Спорт, танцы может быть. Уже на операции врач понял, что девочка балерина.

Пациентка то и дело лепетала про сцену, балет и Джульетту, которую собирается играть, что немного раздражало не только Кирилла, но и всю операционную бригаду. Все же лучше работать под музыку или просто в тишине, а не в сопровождении монолога полусонной пациентки, которая мелет черти что.

Ляля. Странное имя. Загорский даже не думал, что еще где-то используется, но ее звали именно так, и это имя ей очень подходило. Кукольное лицо, хрупкое тело, тонкий нежный голос.

Мужчина был первоклассным врачом, и работал в этой клинике уже седьмой год подряд. Начиная практически с нуля, он вырос до уважаемой должности, и теперь был ведущим анестезиологом-реаниматологом центральной городской клиники, заведующим реанимации.

Проводя до сорока операций в месяц, Кирилл чертовски уставал, но ему нравилась его работа. Пациентов было много и разных, но куколка эта явно выделялась из серой массы.

И пусть за нее в тот момент говорили введенные препараты, напрочь развязав язык, Загорского позабавила эта еще нерастраченная юная прямота и непосредственность.

***

Пациентка, наконец, уснула, и перестала лепетать о своем обожаемом балете, от чего мы с Артемом выдохнули.

– Как там пульс?

– Уже лучше, но сердце все равно барахлит. Больше нельзя. И так добавлял дважды, ее вообще не брало. Странная реакция у нее.

– Да не надо больше. Я все уже.

– Закончил?

– Да. Последний узел вяжу. Готово.

Обхожу, и смотрю на зашитую рану. Не очень большой шрам, шов аккуратный.

– Красота. Ювелирная работа.

– Если бы она не дергалась еще все время, лучше бы получилось.

– Да я не пойму, чего ее все время не брало. Такая мелкая. Хоть бы сорок килограмм было. Да и сердце слабое. Ты же видел, как плясало.

– Видел.

Смотрю на пациентку. Спит. Наркоз еще действует. Больше не дергается, не ревет и не болтает без умолку. Странно, что ж такое с ней. Реально не действовал препарат, или что. Балерина, блядь, но рисковать не стану.

Артем еще полчаса гипсует ей ногу, накладывая фиксирующую лангету.

– Все. Теперь готово.

– Артем, давай пока ее ко мне в реанимацию на сутки. Операция внеплановая, пусть там переночует. Мало ли что.

– Поехали.

Операция длилась пять часов. Дольше, чем предполагали, но Климнюк вышел довольным, а значит, сделал все, что мог.

Перекладываем пациентку с операционного стола на каталку. Осторожно подхватываю ее на руки, придерживая за шею и поясницу. Артем помогает ноги взять. Легкая, невесомая почти что. Точно нет тут никаких пятидесяти килограмм. Сорок два, максимум. Голодает что-ли, балерина, мать ее.

Маша медсестра уже каталку прикатила. Укладываем девушку на нее вместе с трубками дренажей. Реанимация тремя этажами выше.

Всю дорогу Ромашкина спит сурком. Ресницы только трепещут. Да уж. Когда надо, не спалось ей, а когда не надо…Ладно.

Заезжаем в реанимацию. Я тут как дома уже, так как если не в операционной или кабинете, то здесь работаю. Кровати только личной не хватает.

Нахожу свободную палату. Одиночная. Сойдет.

Завозим каталку, ставя ее близко к кровати.

Работаем с Семеровым синхронно. Миллион раз уже так делали. Пациенты разные, тяжелые есть, едва ли поднимешь, но вдвоем обычно справляемся. С этой же соплей вообще просто.

Подхватываю ромашку. Артем берет ноги. Быстро укладываем на кровать вместе с мишурой трубок. Легкая, точно лялька.

Перепроверяю пульс. Слабый, но есть. Похоже, кто-то себя изнурял на тренировках.

– Все? Я пошел тогда.

– Давай. Спасибо. Готовься бухать завтра с Петровичем. Он точно проставиться. Жена его классно готовит.

– Да иди ты! Тебе не оставим.

Усмехаюсь. Черт с ними.

Артем выходит, а я колдую над девчонкой еще минут пять. На всякий случай устанавливаю ей подачу кислорода. Уж больно хилая она.

Взгляд падает на лицо пациентки. Утонченное, милое. Точно, как кукла. Имя ей идеально подходит. Коса только чуть растрепалась, но это ее не портит.

Восемнадцать лет.

Странно, что парня не было еще, хотя…это не мое дело.

Укрываю девочку одеялом, и стараюсь не смотреть туда, куда не надо, даже если накидка чуть сползла, и в этот момент приоткрывает обзор на небольшую, но очень красивую аккуратную грудь.