Лидия Андрианова - Всё ещё люблю

Все присутствующие здесь женщины завидуют мне, думая, что мне достался не только красивый и богатый муж, но и безумно влюбленный.

Никому и в голову не приходит, что я бы все это променяла на другого.

Когда гости уже достаточно пьяны, чтобы не заметить нашего отсутствия, Егор начинает собираться домой.

Мне страшно ехать с ним. Быть наедине – это последнее, чего я хочу.

Но кого это волнует? Правильно, никого!

Возле дорогого ресторана, в котором справляется наша свадьба, ждёт шикарный лимузин.

Оказавшись в машине, Егор сначала расслабляет, а потом и вовсе стягивает с себя галстук и небрежно бросает на сиденье. Потом снимает пиджак и, расстегнув запонки, закатывает рукава рубашки.

Все это время я сижу ни жива ни мертва, стараясь слиться с кожаной обивкой сидений.

Впереди ждёт брачная ночь, о которой без содрогания я даже думать не могу.

– Терпеть не могу свадьбы и лицемерные пожелания счастья, – откинувшись на сиденье и чуть прикрыв глаза, произносит он.

– Можно было просто расписаться, – снова говорю то, что предлагала раньше.

– Не можно! Вавилов не может взять и просто расписаться. Никто не поймет этого. Я публичный человек, от меня ждали шикарной свадьбы. И они ее получили.

Я разумно промолчала. Хозяин – барин.

Вскоре лимузин останавливается возле огромного шикарного особняка.

Выбравшись из машины, я на несколько секунд замираю. Страшно идти внутрь.

– Долго тебя ждать? – недовольно интересуется мой муж.

Первые два шага самые сложные. Потом становится легче. Чему быть, того не миновать. Какой смысл оттягивать неизбежное? Я его жена, логично, что рано или поздно он потребует исполнения супружеского долга.

Внутри особняк не менее шикарен, чем снаружи. Но вся эта роскошь меня не интересует.

Поднявшись за мужем по лестнице на второй этаж, я следую в ту комнату, где ранее скрылся он.

– Раздевайся, – стоит мне только появиться, командует он, расстёгивая при

этом рубашку.

Замерев на месте, не могу заставить себя исполнить его приказ.

Внутри все противится этому.

– У тебя проблемы со слухом? Я сказал, раздевайся! – раздраженно повторяет он.

Опустив голову, чтобы скрыть набежавшие слезы, тянусь дрожащими пальцами к завязкам на спине.

Несколько секунд безуспешно пытаюсь их развязать, но выходит, что только запутываю.

– Дай я! – рявкнув, Егор резко поворачивает меня спиной к себе и со злостью дергает за завязки, еще больше их запутывая. – К черту!

Он рычит и толкает меня лицом на кровать.

Вскрикнув от неожиданности, пытаюсь встать, но он надавливает сзади на шею, не позволяя. Потом задирает мое платье и бесцеремонно избавляет меня от белья. Просто варварски разрывает и отбрасывает в сторону.

Я понимаю, что сейчас произойдет, и часто дышу, пытаясь сдержать надвигающуюся истерику.

Не так я себе представляла свой первый раз. Совсем не так…

Согнув мою ногу, Егор пристраивается сзади. Чувствую, что он обнажен, и пугаюсь еще больше.

Снова пытаюсь приподняться, но он сильнее придавливает обратно и резко, без подготовки, входит в меня.

От вспыхнувшей огнем боли кричу и пытаюсь избавиться от того, что ее причиняет.

Но не могу. Егор сильнее. Ему нет дела до моей боли. Он продолжает вколачиваться в меня, до боли сжимая шею и бедро.

Уткнувшись лицом в постель, глотая горькие слезы, молюсь, чтобы это поскорее закончилось.

Скрип кровати, рваное дыхание мужчины, противные мокрые шлепки вызывают тошноту.

Я держусь, пытаюсь отрешиться, унестись мыслями далеко отсюда, но боль, разрывающая низ живота, не дает этого сделать.

Егор начинает ускоряться, еще сильнее входя в меня, будто желает проткнуть насквозь.

Стискиваю зубы и стону от боли.

Еще пара движений, и он заканчивает. Выходит из меня, отстраняется, при этом громко хлопнув меня по заду.

– Добро пожаловать во взрослую семейную жизнь, женушка, – с насмешкой говорит он и уходит в ванную.

Я продолжаю лежать. Униженная, растоптанная и сломленная.

Слезы бегут без остановки, в душе обреченность и тоска.

Я сама выбрала такую жизнь. И теперь буду за это платить.

С того дня, когда я стала женой Егора, начался мой персональный ад.

На публике мой муж был святым, внимательным и обаятельным, а дома становился больным мерзавцем, считающим меня своей собственностью, не имеющей прав на неугодные ему чувства.

Со временем я привыкла прятать чувства глубоко в себе. Выстроила вокруг себя стену отчуждения, через которую с каждым годом моему «дорогому» мужу было все сложнее пробиться. Егора это очень злило. А я испытывала злорадное удовлетворение, видя, как он бесится.