Марина Светлая - Если это любовь (СИ)

– Сочтемся, – сдержанно ответил доктор.

… о коварстве садового инвентаря

Павел проснулся от какого-то хаотичного постукивания. Первая мысль была – Лиза уехала с мамой… точно! за подарком мелкому писаренку. Это минимум до обеда. Он забросил руки за голову, размышляя, чем заняться самому. Когда снова послышался тот же стук, который его разбудил. Но теперь он понял. Это камушки бьются о стекло.

– И кому это заняться нечем? – проворчал Павел.

Подошел к окну, отбросил занавеску и увидел Татьяну Коломацкую собственной персоной.

– Привет! – сказал он, открыв окно.

Таня в легком платьице с косынкой на плечах и подобранными к верху волосами, отчего ее длинная шея казалась еще длиннее, задрав голову, смотрела прямо на него, улыбнулась и весело помахала рукой.

– Доброе утро! Спишь еще?

– Я в отпуске, – ответил Павел, словно это все объясняло.

– Ну, прости меня, пожалуйста, что разбудила! – безо всякого раскаяния в голосе сказала Таня. – У меня ЧП! Нужна грубая мужская сила, а твой отец уехал.

– И что же у тебя приключилось?

– Ну, во-первых, ты мог бы и спуститься. Неудобно разговаривать с поднятой головой! – засмеялась она. – А во-вторых, у меня стремянка сломалась. Толстею!

Павел кивнул и спустя некоторое время вышел к Тане, гладко выбритый, в шортах и тенниске.

– Ты уверена, что стремянку стоит ремонтировать, если она сломалась от твоего птичьего веса? – усмехнулся он.

– Уверена. Другой все равно нет, – ответила она, внимательно рассматривая его с ног и до головы. – А меня гоняют, что я два килограмма набрала за лето. Если помножить это на возраст, то все совсем грустно.

– Нашла из-за чего грустить! – он открыл перед Таней калитку и вслед за ней пошел к ее даче. – А ты почему не в театре?

– Паша, ты не представляешь себе, какое счастье, что мой дядька провел на дачу телефон! У него служебная необходимость, а у меня жизненная! Позвонили утром, сказали, что партнер мой заболел, репетицию отменили. Я еще целых два дня никуда не уеду! Правда, здорово?

– Наверстывать-то все равно придется… – пробормотал Павел, разглядывая фронт предстоящих работ, в очередной раз подумав, стоит ли реанимировать эту… мягко выражаясь, рухлядь. – Ну что-то здесь, конечно, можно сделать.

Он направился в сарай, где у дяди Саши всегда были инструменты и всякая всячина, которая может пригодиться. Найдя все, что нужно, вернулся обратно и принялся за стремянку. Вот и пригодились занятия в школьной мастерской, не прошло и двадцати лет. Василий Ашотович, наставник, был бы в восторге!

Таня, глядя на него, улыбалась. Потом отправилась в дом, принесла компот в стаканах и поставила на столик возле веранды. Снова села возле Павла, достала мундштук, повертела его в руках. И негромко сказала:

– Курить хочется. Будешь?

– Нет, потом. Иначе с перекурами я до вечера возиться буду, – усмехнулся Павел.

– Жалко тебе, что ли, со мной посидеть? Все равно все твои разъехались. Кстати, как Лиза? Все хорошо?

– Лиза нормально, с чего ты вдруг? – спросил Горский, прибивая дощечку ступеньки.

– Ничего. Ты же ее вчера искал, – Таня деловито вставила в мундштук сигарету и закурила. – Ты домой возвращаться не собираешься? Так и будешь в своей Гнивани сидеть?

– Сильно далеко я не заглядываю. Отучили, – продолжая стучать, ровно говорил Павел. – Но сейчас мой дом там. И друзья мои сейчас там.

Он усмехнулся, подумав, что ему куда увлекательней было воспитывать Писаренко, чем слушать треп Ерошкина о девочках и чем-то подобном.

– А я вот вернулась домой… Потому что здесь только и дома. Вот на этой даче, с этой вот стремянкой. Старая сентиментальная дура.

Павел поднял на нее глаза и удивленно заметил:

– Раньше тебе не нравилось, когда тебя жалеют.

– А ты и не жалей, Паш. Я этого и сейчас не люблю. Просто накатывает иногда, надо выговориться, – она вынула мундштук изо рта и постучала ладошкой по губам. – Больше не буду, честное комсомольское! Прости, но в партию я так и не вступила… пока.

– Будешь вечно молодой.

Горский вернулся к стремянке. Ударил еще разок какой-то гвоздь и отложил молоток.

– Ну, пробуй!

Таня встала, прошлась мимо Павла, обошла стремянку, потом, не снимая туфель на невысоких каблучках, стала подниматься наверх. Задержалась на только что отремонтированной ступеньке, даже чуть-чуть подпрыгнула. И вынесла вердикт:

– Сказано же, мужчина в доме! Пусть и не в моем.

– На твоем месте, я бы лучше купил новую.