Надежда Волгина - Дикарь

«Прощайся с жизнью», – прочитала я в ее взгляде.

– Если убьешь меня, тебе тоже не жить, – пробормотала я, борясь с подступающей тошнотой.

«Это не важно, – ответила она. – Ты посягнула на мое, поэтому должна умереть».

– Андрей? – тихо продолжила я наш странный диалог.

И снова медвежья морда оскалилась в ухмылке.

«Это лишь человеческая его оболочка, которая меня мало интересует. Он мой самец, и тебе нет места в его жизни».

– Скоро я покину его, – сделала я попытку вразумить ее, видя, как сильнее разгорается ненависть в ее глазах.

«Он не отпустит тебя. Ты его околдовала, ведьма, крадешь у меня!»

Что бы я не сказала, у нее на все был готов ответ. И с каждым словом она злилась все больше. В какой-то момент она так сильно придавила меня, что только от этого я чуть не умерла. Лес прорезал ее рев, и я почувствовала, как острые когти впиваются в мою грудь. Открытая пасть с острыми клыками приближалась к моему горлу, как чудовищная сила скинула самку с меня.

И снова перед моими глазами развернулось сражение, только на этот раз оно было более ожесточенным. Два огромных пятнистых медведя не кружили на месте в экзотическом танце, они не предупреждали друг друга, не угрожали расправой, а, вцепившись пасть в пасть, катались по земле, приглушенно ревя.

Я поняла, что победит тот, чьи челюсти окажутся крепче, кто первый перекусит другого. От пережитого стресса я плохо соображала и не понимала уже, кто есть кто.

Когда один зверь оказался поверженным и бездыханным на земле, мне показалось, что победила злобная самка. Слезы брызнули из глаз, и спазм перехватил горло. Я задыхалась, хватая ртом воздух, но отчетливо видела, что происходило дальше.

Прямо на моих глазах медведь превращался в человека. Он ревел безостановочно, задрав голову, в то время как конечности его укорачивались и становились тоньше, шерстяной покров исчезал на глазах, вместо него проступали участки обнаженного тела. Я слышала какой-то хруст и видела, как меняется медвежья грудь – ребра уходили внутрь тела и сжимались.

К тому моменту, когда вместо медведя передо мной оказался Андрей, я уже практически лишилась сознания, происходящее улавливала его остатками.

Он поднялся с земли и, пошатываясь, приблизился ко мне. Он был совершенно обнажен, голыми ступнями продавливал снег.

– Идти можешь? – спросил он.

Я покачала головой, понимая, что не чувствую ни рук, ни ног. Тогда Андрей поднял меня с земли и отнес в дом.

Только когда он оделся, а я немного отлежалась, способность мыслить разумно почти вернулась ко мне.

– Ты ее убил? – задала я первый вопрос, который меня волновал сильнее всего.

– Да, – ответил он и уронил голову на сложенные на столе руки.

– Ты любил ее? – с замиранием сердца спросила я.

Андрей встал и подошел ко мне. Присел рядом и взял за руку.

– Она была такая же, как я…

– Оборотень?

– Перевертыш, как называют нас в народе, – грустно улыбнулся он.

– Теперь ты мне можешь рассказать все?

– Теперь могу…

Он молчал, собираясь с духом, а я ему не мешала, терпеливо ожидая продолжения. Все это время моя рука находилась в его, и забирать ее я не собиралась.

– Твоя легенда не совсем правдива, – заговорил он, не глядя на меня. – Медведица та хотела напасть на моего отца, защищая детеныша. Он стрелял, чтобы спугнуть ее, а попал в медвежонка…

Перед моим мысленным взором разворачивалась трагедия, что случилась в этих краях много лет назад. Я отчетливо представляла себе маленький обездвиженный трупик пятнистого медвежонка, убитую горем мать-медведицу. С какой ненавистью она смотрит вслед человеку, убившему ее дитя, как сильно хочет отомстить…

– Отец вернулся тогда и забрал труп, пока его не склевали ястребы. Шкура такого медведя ценилась на вес золота, хоть это и нарушало негласное соглашение.

– Что за соглашение?

– Люди не трогали таких медведей. А они платили нам тем, что не разоряли хозяйства, не наведывались в деревню. Все знали, что звери эти очень умные, что их очень мало, считанные единицы. А детеныши у них и вовсе рождались редко, считались уникальными. В моем отце тогда заговорила жадность, желание разбогатеть…

Я задумалась. А что изменилось бы, оставь он медвежонка на съедение падальщикам? Ровным счетом ничего. Разве что, на совести его лежал менее тяжкий грех.

– Что было дальше? – потребовала я. Эту историю я должна выслушать до конца.

– Вскоре после этого меня выкрала колдунья. Тут ты сказала правду, мне тогда едва исполнилось семь лет.