Майя Блейк - Прекрасная натурщица

– Я простила тебя в тот момент, когда согласилась зачать с тобой ребенка.

– Красавица моя, я не заслуживаю тебя.

Она обняла руками его лицо, покрытое щетиной.

– Не заслуживаешь, но я все равно твоя.

Он вздрогнул. В следующее мгновение Зуки лежала на спине. Он поднял руки над ее головой и осторожно навис над ней.

– Скажи еще раз, – попросил он у ее губ.

– Я твоя, – бойко прошептала она.

Свободной рукой он обхватил ее за талию.

– Еще раз, – потребовал он.

В ее глазах стояли слезы.

– Я люблю тебя. Я твоя. Мы твои.

Его глаза затуманились. Он прерывисто вздохнул. Дрожащими пальцами он стал снимать с Зуки одежду.

Он остановился, коснувшись рукой ее трусиков.

– Врачи сказали, что все в порядке, да?

– Они сказали об этом несколько недель назад. Но ты решил помучить и меня, и себя.

Он поморщился:

– Я постараюсь вымолить твое прощение.

Она нетерпеливо кивнула:

– Поторопись, любовь моя.

– Дорогая, мы опоздаем.

Рамон счел разумным не поднимать голос выше тихого мурлыканья, потому что, когда обсуждалась данная конкретная тема, его жена выходила из себя при малейшей провокации.

– А кто виноват? – отрезала она. – Ты говорил: только одна фотография. Ты говорил: никто не заметит.

Он поморщился:

– Мне очень жаль, что твои фотографии стали международной сенсацией, дорогая.

– Нет, неправда. Ты раструбил по всему миру, что ты мой муж. Что только благодаря тебе я так хорошо выгляжу на этих фотографиях.

– Ну, если быть откровенным…

– Не смей! Я не хочу это слышать. И я не хочу быть звездой на твоей дурацкой выставке.

– Хорошо, тогда мы останемся дома.

Дверь в ванную комнату распахнулась. И Рамон обрадовался, что стоит, прислонившись к изножью кровати. Потому что при виде Зуки у него всегда перехватывало дыхание. Любовь всей его жизни становилась красивее с каждым днем. Его жена. Его муза. Мать его ребенка.

Его лучшая любовница.

Скульптура, которую он сделал на основе эскизов Зуки, лежащей на гранитной платформе, оказалась слишком интимной, поэтому он не стал показывать ее миру. Он сделал еще одну статую – матери и сына, – которая сейчас стоит в саду их дома в Сьенфуэгосе.

Она перебросила через плечо волосы цвета золотистой карамели.

– Нет, ты не отменишь выставку. Меня уже назвали капризной дивой после того, как я опоздала на пять минут на последнюю выставку.

Рамон благоразумно промолчал и не стал уточнять, почему они должны выходить из дома прямо сейчас. Лично ему все равно, если они опоздают на выставку на час или вообще туда не пойдут. Зуки так и не привыкла к вниманию средств массовой информации и по-прежнему не любила быть в центре внимания. К сожалению, она очень переживала, когда по миру разлетелись ее довольно интимные черно-белые фотографии с сыном, Лоренцо.

Через сорок пять минут Зуки стояла и смотрела на большую фотографию спящего Лоренцо, которая стала одним из экспонатов выставки.

Рамон подошел к ней сзади, обнял за талию и вдохнул аромат ее духов.

– Он великолепный ребенок, правда? – Она счастливо вздохнула.

– Конечно. Он мой сын.

Она закатила глаза, но повернулась и поцеловала Рамона в губы. Они целовались бы и дальше, если бы не услышали, как кто-то откашлялся рядом с ними.

Рамон снисходительно улыбнулся, увидев тещу, которая держала на руках их девятинедельного сына.

Вторая звезда выставки спала и тихо посапывала. Бабушка не могла отвести от него взгляда.

– Он великолепный ребенок, правда? – Мойра вздохнула.

Все трое рассмеялись. Зуки радостно посмотрела на свою мать. Мойра получила ультрасовременное лечение, а шесть месяцев назад ей сообщили, что она абсолютно здорова. Начав новую жизнь, она бросила работу и отправилась в кругосветное путешествие четыре месяца назад, вернувшись домой только после рождения внука. Через две недели она уезжает в Австралию, а пока проводит с внуком максимум своего времени.

Рамон не возражал. Он радовался любой возможности побыть со своей женой наедине. Мойра ушла, чтобы показать Лоренцо гостям, а Рамон и Зуки подошли к самой большой фотографии на выставке.

Луис улыбался кому-то за кадром, подставив солнечным лучам молодое и энергичное лицо. Его глаза задорно сверкали.

– Я скучаю по нему, – резковато признался Рамон. Его душевная боль притуплялась счастливыми воспоминаниями, но он никогда не сумеет забыть брата.