Игорь Лавленцев - Покаянный канон - жертвенница

Это было, пожалуй, единственное место в городе, где искренне радовались моему появлению.

Двенадцать лет назад, окончив медучилище и выйдя замуж, я уехала в Мурманск, где и прожила более десяти лет, по-настоящему сроднившись с этим далеким, снежным, ни на какой другой не похожим городом.

Парень, приехавший с севера в отпуск, больше, чем меня, ошеломил бурным ухаживанием моих родственников. Он был остроумен, играл на гитаре, хорошо пел, зарабатывал по тем временам неплохие деньги.

Подруги, оканчивающие со мной училище, одна за другой выходили замуж. Старшая сестра Ольга неустанно твердила, что мне, маленькой невзрачной дурнушке, невероятно повезло, и если я упущу такого жениха, буду распоследней дурой. Она говорила это, видимо, из зависти: названные характеристики скорее относились к ней, я же никогда не считала себя невзрачной дурнушкой, никогда не ощущала дефицита внимания к себе со стороны противоположного пола. Но отказываться от предложения у меня не было каких-то особых причин.

Я думала, что все идет так, как должно идти, и вышла замуж.

Не могу сказать, что я не любила своего мужа, но и сказать, что я его любила, теперь, по прошествии времени, я бы не решилась. Бывает, значит, и такое, как бы промежуточное состояние, и некоторые проживают в нем благополучно всю свою жизнь. Мы не смогли. Через восемь лет мы расстались.

Моя первая беременность, как и все последующие, была неудачной. Очевидно, Господь не предназначил меня к рождению ребенка.

После выкидыша я не могла вступить с ним в близость больше полугода. Чтобы прийти в себя, я на несколько месяцев уехала к родителям в глухую, бездорожную деревушку. Пила парное молоко, копалась на огороде и думала, смогу ли я когда-нибудь вернуться в Мурманск.

Он приехал за мной, как всегда, с цветами, сильно похудевший и какой-то неухоженный. Без особого внутреннего сопротивления я позволила себя увезти. Все пошло так, как прежде, вопрос о ребенке по обоюдному согласию был на неопределенное время отложен.

В начале восьмого года нашей жизни начались молчаливые звонки по телефону. Через какое-то время я заметила, что молчат на том конце провода только тогда, когда трубку беру я. Когда же отвечал он, с ним всегда разговаривали.

Может быть, мне следовало раньше обратить внимание на его задержки по работе, на участившиеся командировки и рыбалки с ночевкой? Но для этого у меня, в общем-то, не было никаких оснований.

Однажды я набралась решимости и сказала в немую трубку:

— Подождите минуточку, сейчас я его приглашу.

Он подошел к телефону, пряча от меня глаза, коротко объяснился какими-то неясными междометиями и в тот же вечер, собрав в чемодан случайные вещи, ушел из дома.

Удар был тем более силен, что незадолго до того я забеременела. А через неделю после официального развода у меня опять случился выкидыш.

Вот тут мне стало по-настоящему плохо. До этого нас было трое: я, моя надежда и тот, кого носила я в себе. Теперь же я осталась в полном одиночестве.

Я вновь уехала из Мурманска к родителям, но, прогостив у них всего две недели, не найдя ни успокоения, ни забвения, опять вернулась в Заполярье.

Вскоре мне предстояло использовать едва ли не все способы побега от себя на протяжении одних-единственных суток.

Вновь представшие моему взору остатки вчерашнего беспорядка, общий вид неприбранной квартиры чрезвычайно разозлили меня, и, засучив рукава, я принялся за уборку.

Надо признаться, непростая это работа — сидя в инвалидной коляске, как следует прибраться в квартире. Здесь нужны определенная физическая ловкость и известная гибкость суетного разума.

Для того чтобы достать до отдаленных и высоких участков, пришлось соорудить некое подобие швабры на достаточно длинной и прихотливо изогнутой рукоятке. Раза два исхитрившись собрать на совок мусор с пола и проделав еще что-то не менее рискованное, я едва не опрокинул свой передвижной аппарат.

Часа через три, несмотря ни на что, в моей квартире был идеальный порядок, во всяком случае, мне так казалось. В ванной лежало какое-то количество грязного белья, приготовленного Бертой для стирки. Что ж, и здесь я решил доказать, что воля сердитого мужчины куда важнее его физического состояния.

Уже развешивая на балконе выполосканное и отжатое белье, я почувствовал настоящую трудовую усталость. Когда я держал в руках узенькие кружевные трусики Берты, пахнущие порошком «ОМО», слезы едва не навернулись на мои глаза. Я с особой остротой почувствовал себя опять одиноким и покинутым.