Дэни Вейд: Трофей для дерзкой скромницы

— Давайте прогуляемся в саду. Мне кажется, здесь недостаточно светло.

Кэйн Харрингтон взглянул на высокие арочные окна Харрингтон-Хаус, за которыми уже сгущались сумерки.

Маленькая плутовка — если он не ошибается, ее зовут Джоан — бочком подобралась к нему ближе.

— Я не против.

«Я против».

Она была такая же, как все девушки и их матери, которые надеялись, что он уделит им пару минут своего времени. В конце концов, он остался единственным холостым мужчиной в семействе Харрингтон и теперь, благодаря этому, находится в центре внимания на приеме по поводу открытия конюшен для местной знати. Имение, в котором располагались конюшни, принадлежит ему, держит он их совместно с братом Мейсоном. Внезапно Кейн почувствовал, что четырехчасовое мероприятие страшно утомило его.

— Извините, дорогая. — Он попытался сменить привычно суровое выражение лица на выражение искреннего сожаления. — Я только что вспомнил, мне нужно позвонить деловому партнеру. Скоро вернусь.

Он быстро прошел по коридору в сторону кабинета, закрытого для доступа посетителей. Несмотря на то что у него здесь свой рабочий стол и компьютер, он не проживает в имении вместе с братом и его невестой Эвой-Мари.

Он был счастлив, что тяжелые резные двери кабинета защищали его от нежеланных посетителей. Кэйн со вздохом опустился в кожаное кресло за рабочим столом. Внезапная усталость побудила вспомнить, почему в последние годы он избегает общественных мероприятий. И вообще, непонятно, почему его мрачный задумчивый вид привлекает внимание гораздо большего количества женщин, чем хотелось бы. Как только стало известно, что они с братом унаследовали достаточно денег для того, чтобы именоваться миллиардерами, количество преследующих его потенциальных жен возросло в разы.

Он согласился взять одну из них в команду, чтобы привлечь хорошеньких девушек и их родителей в новые конюшни. Для поддержания бизнеса им нужны не только деньги. Отец заверил их, что как раз денег-то достаточно. Нет, братья хотели заработать репутацию среди первых лиц на скачках здесь, в Кентукки. Кейн был готов сделать все, что угодно, чтобы в этом году их имена упоминались на всех значимых мероприятиях, имеющих отношение к скачкам «Тройной короны».

А уж потом у него найдется время и для себя.

Удивительно, насколько сегодня все присутствующие женщины показались ему невыразимо скучными. Новоиспеченного миллиардера тянуло на приключения, хотелось обменяться парой дерзких шуток с какой-нибудь милой дамой или сделать нечто, выходящее за привычные рамки, но, увы, подходящей кандидатуры сегодня не нашлось.

Кейн проверил электронную почту. Обычный набор из рекламных объявлений, ответов деловых партнеров и тому подобное. Внезапно его взгляд выцепил во всем этом многообразии имя Ванессы Джентри, и мир вокруг замер на пару долгих, очень долгих секунд.

Он, конечно, даже спустя несколько лет признавал тот факт, что довольно сложно забыть женщину, которая могла бы стать его тещей. Перед мысленным взором возникла картинка: Ванесса и ее дочь, обе смеются, склонив друг к другу головы. Они так похожи, единственное их отличие — серебристые пряди в волосах Ванессы. Она вообще поседела очень рано. Волосы ее дочери Эмили темного, как ночь, цвета.

Тоска закралась в душу Кейна.

Он открыл письмо и начал читать. Одновременно стало загружаться приложенная к письму фотография.

«Кейн, я знаю, с моей стороны слишком самонадеянно направлять тебе это письмо. Но после того, как все закончилось, просто хочу, чтобы ты знал, у нас все хорошо. Эмили нашла в себе силы забыть о случившемся и жить дальше».

Кейн обхватил себя руками, откинувшись в кресле. Посмотрев на открывшуюся фотографию, он почувствовал себя так, будто получил удар в солнечное сплетение.

На фотографии была изображена та самая красавица, которую в один прекрасный день он хотел назвать своей женой. Странно, раньше он думал, что будет любить ее вечно. Но чувство, которое Кейн испытывал по отношению к ней сейчас, любовью не назовешь. Он просто ощутил привычный прилив слабости и беспомощности. Это было ему хорошо знакомо. Они терзали его на протяжении болезни и последующей смерти матери от рака. А потом с Эмили произошло несчастье, что пробудило инстинкт сострадания. Но она не хотела его помощи. Любое проявление внимания воспринимала как жалость.