Джессика Гилмор: Пообещай остаться моей

Саския слушала и не верила своим ушам. В голове вертелась тысяча достойных ответов, но она смогла лишь выдавить из себя одно слово:

– Нет.

Идрис удивленно на нее взглянул.

– Нет?

– Нет. Никакой свадьбы не будет. И я хочу до минимума ограничить необходимость общения с тобой.

Губы Идриса сжались в тонкую полоску.

– Поверь, Саския, если бы был другой выход…

– Зачем я тебе? Ты в любом случае назначен опекуном, выйду я за тебя или нет. Женись на ком-то, чье присутствие в твоей жизни будет тебе приятно.

– Речь не о тебе или обо мне. Речь о том, что правильно для ребенка.

– Ради бога, не будь ханжой. Последнее, чего хотели бы Майя и Файяз, так это того, чтобы мы угодили в ловушку брака ни ради нас самих, ни ради ребенка.

– А как же право ребенка унаследовать престол?

– Если ты его усыновишь…

– Ты забыла слова адвоката? Усыновление на Далмайе нелегально.

– Тогда женись на другой и усынови ребенка по-тихому, как планировала Майя.

– Ты предлагаешь мне найти невесту и посвататься за пять-шесть недель?

– Ты скоро станешь королем. Уверена, что любая женщина упадет к твоим ногам, стоит тебе только пальцем поманить, – ехидно заметила Саския. Смешно, но раньше она и сама была готова ради него на все, стоило ему улыбнуться ей. И вовсе не титул волновал тогда Саскию.

– С правом ребенка наследовать трон не может быть никаких двусмысленностей. И наш брак – единственный выход из положения.

– Тогда у тебя проблема, потому что я не выйду за тебя замуж, – решительно заявила Саския, стиснув руки, чтобы унять нервную дрожь.

«Ничего он мне не сделает, – уговаривала она себя. – Далмайя – цивилизованная страна. Не потащит же он меня к алтарю за волосы».

Она гневно уставилась на Идриса. Выражение его лица смутило девушку. Вместо злости и огорчения она увидела почти забавную ухмылку. У нее пересохло в горле.

– Ты подписала контракт.

– Выносить и родить ребенка.

– Нет, ты обязалась сделать гораздо больше. Ты согласилась действовать в интересах ребенка в течение трех месяцев после его рождения и в случае возникновения форс-мажорных обстоятельств.

Саския недоуменно моргнула.

– Да. Просто Майя и Файяз хотели, чтобы малыш был на грудном вскармливании первые три месяца. Это и значит в интересах ребенка, – ответила Саския.

– Это не совсем так. Ты ведь внимательно ознакомилась с контрактом, прежде чем подписать его? – вкрадчиво поинтересовался Идрис.

– Да. Адвокат разъяснил мне каждый пункт… – Саския замолчала. В договоре действительно был пункт про форс-мажорные обстоятельства.

– Но ты не так все интерпретируешь…

– Неужели? – снова ухмыльнулся Идрис. – По-твоему то, что ребенок остался сиротой до рождения, не форс-мажор? Скажи мне, Саския, чем ты занималась после нашей последней встречи? Кроме того, что бросила учебу в университете?

Руки девушки невольно сжались в кулаки. Он просто над ней издевается. Разве можно так относиться к женщине, с которой когда-то встречался? Она была так молода и так увлечена им, что не замечала того, что он с ней просто играл? Однако ей всегда казалось, что в нем нет жестокости. Даже в их последнюю встречу, когда он порвал с ней, а она так и не решилась сказать ему о смерти отца.

Майя и Файяз, несомненно, рассказали ему о перипетиях ее жизни и о том, что произошло с ее отцом. Хотя вряд ли. Он был искренне удивлен, встретив ее на вилле и узнав, что она суррогатная мать. Майя редко упоминала Идриса во время их дружеской болтовни. Как-то раз она упомянула, что Идрис возродил замок и виноградники. Стало быть, он ничего не знает ни про отца, ни про Джека. Она и сама не знала про брата, когда они с Идрисом были парой.

– Всем понемногу, – ответила она, вздернув подбородок. Чем меньше ему будет известно про ее жизнь, тем лучше.

– Муж? Жених? Любовник? Карьера? – с издевкой вопрошал он. – Вряд ли. А я предлагаю тебе семью, дом, положение в обществе на блюдечке с голубой каемочкой.

– Мой ответ – нет. Хоть в суд на меня подавай. Посмотрим, что жители Далмайи подумают о короле, принудившем женщину выйти за него замуж через суд.

Лицо Идриса потемнело. Удар достиг цели. Гордость всегда была его главным достоинством.

– Мне не нужно судиться с тобой, Саския. Если ты не выйдешь за меня, это будет нарушением пункта договора о форс-мажорных обстоятельствах, и ты не получишь ни копейки. И покинешь виллу несолоно хлебавши, несмотря на все твои героические усилия, – презрительно процедил он.