Кейтлин Крюс - Дерзкое предложение [litres]

– А тебе и не понадобится плавать, – сказал Малак. – Тебе нужно только держаться на воде.

– Я не умею.

Малак изучающе посмотрел на нее.

– Ты приехала из города, который расположен ниже уровня моря. Естественно, ты умеешь держаться на воде.

– У меня не было времени для уроков плавания, – рассмеялась Шона.

Мысль о том, что кто-то из приемных родителей мог бы тратить время и деньги на то, чтобы учить ее чему-то бесполезному, показалась ей абсурдной.

– Вот сейчас и начнем, – заявил Малак. – Будем надеяться, что ты не только получишь удовольствие, но и чему-то научишься.

Неожиданно Шона осознала, что они абсолютно голые стоят у бассейна, где их могут увидеть. Хотя вряд ли, напомнила она себе, кто-то будет заглядывать на личную террасу короля. И все же. Ей захотелось убежать и спрятаться, не лезть в бассейн. Однако она никуда не убежала. И даже не попыталась прикрыться.

Малак перебрался через борт и до пояса окунулся в бирюзовую воду, а потом протянул к Шоне руки. Она оперлась на них и ступила в воду. Малак повел ее за собой на глубину. Полностью доверившись ему, Шона вслушивалась в его наставления и училась. И ее бедное сердце, которое билось только ради Малака, отринуло от себя все страхи перед напастями и открыло себя для наслаждения.

А потом Малак овладел Шоной. Он взял ее умело и уверенно, и над бирюзовой водой разнеслись ее стоны и крики. Уткнувшись лицом ему в плечо, она шептала его имя, как молитву, которую забыла, как произносить.

Шона никогда никого не любила – не хотела портить себе жизнь этой пыткой. Уж больно много она видела примеров того, как это чувство становилось для людей самой настоящей катастрофой.

Сейчас же, в этом бассейне, вместе с радостью бытия она впускала в себя и любовь к Малаку. Ту самую любовь, на которую она была обречена с самого начала.

После той ночи Шона занялась тем, что раньше игнорировала. Если она что-то и умела делать, так это не унывать, если альтернативы не было. Она поразила учителей своей старательностью. Она носила одежду, подобранную для нее Ядирой, и изо всех сил делала вид, будто ей удобно в этих сложных нарядах из великолепных тканей. Она не знала, как быть королевой, но умела притворяться.

Она и притворялась.

И убеждала себя в том, что все это ради Майлза.

– Мама, ты такая красивая, – однажды вечером сказал он, когда они шли на ужин в личные апартаменты короля.

– Спасибо тебе, малыш, – улыбнулась Шона, осознавая, что еще много дней он будет радостно брать ее за руку и позволять ей обнимать его, что он еще не скоро станет шарахающимся от «телячьих нежностей» подростком.

– Ты более красивая, чем раньше, – с уверенностью четырехлетнего ребенка заявил он.

Майлз просто расцвел во дворце. Шона никогда не видела его таким радостным. Он стал много смеяться и играть, у него постоянно было хорошее настроение. Шона старалась не задумываться над этим, потому что боялась впасть в депрессию. Ведь раньше она думала, что им хорошо в Новом Орлеане. Она думала, что Майлзу там хорошо. Она думала, что у них все отлично получается – и ведь у них получалось, так как Майлз жил лучше, чем она в его возрасте.

Возможно, все это было так. А может, она просто неправильно все оценивала. И сейчас она не могла не замечать тот факт, что здесь Майлз стал лучше спать и есть, да и поведение его улучшилось. Раньше она мучилась угрызениями совести от того, что не проводит с ним достаточно времени, так как ей приходится много работать, чтобы обеспечить их существование. Здесь же они могли целыми днями гулять в саду, если ему так хотелось, или часами смотреть фильмы. Здесь, если Майлз заболевал, ей не надо было ломать голову над тем, как заплатить за квартиру, если из ее жалованья вычтут деньги за дни, проведенные у кровати больного ребенка, или трястись от страха, что ее уволят с работы.

Но счастлив здесь был не только Майлз, но и она сама. Она словно осознала, какой тяжелый груз несла на своих плечах, только после того, как сбросила его. И теперь пыталась понять, как ей вообще удавалось нести этот груз.

– Ты похожа на королеву, – как-то утром сказал Майлз, когда Шона вышла из гардеробной и обнаружила, что мальчик все еще сидит по-турецки на ее кровати, а не убежал куда-то, как бывало обычно.

Слово «королева» Шоне не понравилось. Она сомневалась, что его можно применить к ней. Необходимость притворяться и внешне соответствовать устоям утомляла ее. Глядя на себя в зеркало, она видела совершенно незнакомую женщину. Поэтому первым ее порывом было возразить Майлзу, однако гордое выражение на детском личике заставило ее сдержаться.