Сьюзен Мейер - Романтическая авантюра

На следующее утро Джинни проснулась в кольце рук мужа — как каждую ночь с первой брачной. Она уже привыкла, что Доминик встает в шесть и после утреннего туалета, накинув халат, идет читать газеты в гостиную. На сей раз Джинни решила составить ему компанию.

— Не хочешь поспать еще немного? — спросил принц, когда жена села ему на колени.

— Не хочу. Я чувствую себя замечательно.

Шаги официантки заставили супругов разомкнуть объятия. Джинни пересела в кресло и уже оттуда наблюдала, как девушка расставляет на столе яйца с беконом, вазы с фруктами, графины с соками и корзинки с выпечкой.

— Может быть, заказать тебе что‑то еще? — поинтересовался принц у жены.

— Я обойдусь, если ты уступишь мне все булочки.

Как обычно, утолив первый голод, Джинни выхватила из стопки печатных изданий американскую газету, а Доминик открыл лондонскую «Таймс».

— Что за черт?! — воскликнул он, перевернув очередную страницу.

— Где пожар? — Джинни подняла глаза от куска свежего хлеба, который деловито мазала творожным сыром.

Доминик с отвращением бросил газету на стол и поднял трубку интеркома:

— Салли, поднимись ко мне.

Газета напечатала снимки с бала: Джинни и Доминик шепчутся о чем‑то за ужином, танцуют, он заботливо уводит ее из зала, придерживая за талию. Огромный заголовок гласил: «Влюбленный принц».

— Дом, газеты Ксавьеры выходят с твоими фотографиями каждую неделю. Прости, но я не понимаю, что особенного в этом репортаже.

— Во‑первых, пресса не была допущена на ужин, значит, снимки сделал и продал человек, работающий во дворце. Кто знает, что еще он решит продать? Во‑вторых, манера подачи выставляет меня подкаблучником и слабаком.

— С каких пор любить кого‑то — слабость? — Джинни тут же пожалела, что произнесла запретное слово на букву «л».

Несколько мгновений принц смотрел на жену, потом вскочил со стула так резко, что уронил его.

— Случилось именно то, чего я так не хотел допускать!

— И что же это? — Джинни не знала, чем вызвана ее внезапная злость: то ли несдержанностью принца, то ли осознанием, как сильно она устала скрывать правду. — Тебе неприятно, что ты счастлив и другие люди это замечают? Ты удивлен или рассержен тем, что полюбил меня?

Вот и все. Она произнесла это вслух, отчетливо, сознательно.

— Я не могу себе это позволить. — Доминик сел на место, обращенный на Джинни взгляд смягчился. — Мой отец очень сильно любил маму.

— Какая непростительная жестокость с его стороны.

— Не иронизируй. Когда она заболела, отец чуть не погубил нашу страну, потому что метался по свету в поисках кого‑нибудь, чего‑нибудь, что могло ее спасти.

— И ты считаешь это слабостью?

— Называй как хочешь. Пренебрежение долгом. Безответственность…

— Нормальные человеческие чувства.

— Неспособность расставлять приоритеты.

— Ты считаешь, король должен был заранее составить план политических действий на случай, если его жена заболеет?

— Пираты не успели бы закрепиться, создать сеть и обнаглеть, если бы отец не потерял голову от страха за жену.

— А что еще ты ждал от мужчины, вынужденного наблюдать за угасанием любимой женщины? Что он пойдет копаться в бумагах и даже не попытается побороться за ее жизнь?

— Конечно нет! Именно поэтому странами руководят люди, которые либо успели отлюбить свое, либо вообще не склонны идти на поводу у эмоций.

От этих слов страх и печаль стиснули живот Джинни холодными руками. Ее затошнило.

— Понятно.

— Моя жизнь — часть игры с очень высокими ставками, Джинни. Любой просчет, ошибка отражаются на благополучии народа, который я обязан защищать. Когда я стану королем, даже две недели вдвоем на яхте станут неповторимым воспоминанием. Мне придется быть на связи и решать вопросы в любое время дня и ночи. У меня останется два часа, чтобы полежать под солнцем с книгой, двадцать минут, чтобы искупаться. Об этом я и старался тебя предупредить. Занимать второе место после страны — не то же самое, что сражаться с пристрастием мужа к рыбалке или футболу. Мы сможем проводить вместе так мало времени, что тебе просто не стоит растрачиваться на чувства ко мне.

Потрясенная тирадой, Джинни посмотрела вслед мужу, который быстро ушел к себе, на ходу риторически спрашивая вселенную, куда запропастилась Салли. Молодая женщина наконец‑то услышала из его уст окончательный приговор: Доминику нечего дать в обмен на ее любовь.

Джинни сидела, уставившись на тарелку с недоеденным бутербродом, пока стук в дверь не вывел ее из транса. В гостиную вошла мама.