Кейтлин Крюс: Секретное оружие обольстителя [litres]

Пия смотрела на брата, чувствуя совершенно неуместное желание рассмеяться.

– Ты спрашиваешь, как это случилось? Я уверена, ты уже достаточно взрослый и знаешь, как это получается.

– Спасибо тебе за то, что ты так легко отнеслась к ситуации, Пия. Я рад, что все это для тебя шутка. Похороны отца начнутся через час. Тебе стоило заранее предупредить меня об этом. Ты согласна?

– Я подумала, что должна сделать это лично. К тому же ты находился в Лондоне. Знала, что ты все равно приедешь на похороны, поэтому подумала, почему бы не подождать.

Пии шел двадцать третий год. Взрослая женщина. А заикается, как ребенок, когда старший брат смотрит на нее.

– Это катастрофа! – прорычал он.

Он уставился на нее, качая головой. Она старалась храбро смотреть на него, хотя ей и было стыдно. Щеки заливал жар. Маттео явно разочарован, а это больнее всего.

– Мне очень жаль.

– Кто отец?

– Папа тоже меня об этом спрашивал.

Дело в том, что ответ такой унизительный.

Раньше она с восторгом думала об этом. Наконец-то у нее появился секрет! Наконец-то она стала современной женщиной, такой, как все. Все было весело и забавно до утренней тошноты. Пия не сразу поняла, в чем дело.

– Папа знал об этом?

– И мама, и папа знали.

Она не понимала, как мир может продолжать вращаться без родителей. Мать была словно небо над головой, огромное и безграничное. Отец походил на вулкан, большой и внушительный, всегда близкий к извержению.

Как они могли уйти оба?

И как она сможет жить, зная, что именно она убила их, так или иначе?

Рука скользнула по животу и замерла, когда Пия увидела, как Маттео следит за ее движениями. Новая волна стыда захлестнула ее.

Маттео покачал головой, будто не в состоянии осознать информацию.

– Что же они сказали?

Пия попыталась расправить плечи, стать выше. Александрина утверждала: сутулые плечи зрительно убирают рост.

– Примерно то, что и следовало ожидать. Мама сказала, что лучше иметь мальчика, поскольку девочки крадут красоту. А папа заявил, цитирую: «Я должен был догадаться, что ты окажешься не больше чем обычной шлюхой».

Она даже изобразила рычащий голос отца с намеком на йоркширский акцент.

На мгновение брат и сестра уставились друг на друга.

Пия почувствовала, как скрутило живот, но не от утренней тошноты. От предательства. Родители всегда вели себя ужасно. Истерики – одна из основных форм общения. За ними следовали внезапные приступы нежности. Они разочаровались в ней. Пия это знала.

Персонал поместья готовился к поминкам, которые должны были состояться после службы и похорон. Много высокопоставленных гостей заполонят дом, создавая видимость скорби по Эдди Комбу. Пия не хотела принимать в этом участие. И не только потому, что опасалась реакции общества на свое интересное положение, просто пока еще не осознала, что родители ее покинули.

– Неужели ты не знаешь, кто виноват в том, что ты оказалась в таком положении? Или решила не называть его имени?

– Думаю, ты понимаешь, что я сама виновата. На меня не нападали, если ты это имеешь в виду. Со мной не сделали ничего такого, чего бы я не хотела.

Пия могла бы порадоваться беременности, если бы это не ужасало всех, кто ее знает. Она всегда хотела иметь семью. Настоящую семью. Как у обычных людей.

Маттео изучал ее, и она словно видела, как в его голове вращается механизм.

– Значит, поездка в Нью-Йорк. Это случилось тогда, не так ли?

– Если ты имеешь в виду поездку, чтобы отпраздновать окончание колледжа, то да. Мы прекрасно провели неделю в Нью-Йорке. Тем не менее домой я вернулась с небольшим довеском.

Ее вообще с трудом отпустили, за нее тогда вступился Маттео, убедил родителей в том, что она заслуживает шанса жить собственной взрослой жизнью, как любой другой человек. Ее щеки загорелись еще ярче. Интересно, что сейчас о ней думает брат?

– Я ничего не понимаю.

Вдалеке над холмами начали собираться темные облака. За дверью послышались шаги.

– Что именно ты не понимаешь? В таблоидах на фотографиях ты с разными женщинами, хотя и не женат. Как такое может быть?

– Пия.

– Если собираешься вести себя так, будто мы живем в Викторианской эпохе, Маттео, я имею полное право спросить о том, насколько добродетелен ты. Разве нет?

– Прошу прощения. У меня нет привычки вступать в интимные отношения с женщинами, которых я не знаю.

– Ну ладно. Наверное, я просто шлюха.

– Сомневаюсь, – проворчал Маттео.

Но это слово застряло у нее в голове.