— Куда вы идете?
Элис тряхнула головой.
— Придумаю что-нибудь. Какое это теперь имеет значение.
Он быстро переместился к двери, закрывая ей проход.
— Вы не можете так просто выйти туда, вы не должны говорить с этими репортерами. Это будет для них, как это говорится? Большая рыба.
— Большой улов. Не беспокойтесь, я не буду ни с кем говорить.
— Они все равно узнают. — Жюльен смотрел на нее с болью, казавшейся острее, чем ее собственная. — Они выяснят кто вы, и начнут задавать вопросы. Кто еще в курсе… ваших заявлений?
Элис молчала. Важно ли, чтобы этот человек ей поверил? Всем остальным было известно лишь то, что невозможно было скрыть — ее мать уехала работать на лето на юг Франции и вернулась беременная и одна.
— Вы представляете, сколько стоит это поместье Лорана? — Жюльен критически оглядел ее дешевый зеленый джемпер, джинсы и поношенные сапоги. — Нет, полагаю, не представляете даже приблизительно.
Он потер пальцами лоб и надавил на виски. Элис обратила внимание на его длинные пальцы, и это заставило задуматься о том, чем же он зарабатывает на жизнь. Может, он музыкант или хирург? Черная одежда и хвост, на ее взгляд, больше подходили музыканту. Она представила его на сцене с электрической гитарой, возвышающегося над толпой фанатов.
— Мне необходимо посоветоваться, прежде чем принять решение, — неожиданно твердо произнес Жюльен. — Благо в доме полно юристов. Думаю, тест ДНК даст ответы на все вопросы.
— В этом уже нет необходимости.
— Простите?
— Я приехала, чтобы увидеться с отцом. Если бы он потребовал доказательств, я бы не колебалась ни минуты, но… уже поздно. Все это не важно, ведь мне никогда не удастся с ним встретиться.
— А вы не хотите выяснить?
Хотела ли она? Возможно, было бы лучше узнать, что Лоран ей никто, ведь тогда удалось бы сохранить в душе надежду, что она еще сможет найти отца, что еще не все потеряно, и она ушла бы из этого дома с легким сердцем.
Но если тест подтвердил бы, что она права, то не стоило бы мучиться иллюзиями о том, что родной человек живет где-то неподалеку и его можно найти. Элис была уверена, что мама знала правду, и она не обманывает себя, но не лучше ли иметь на руках бумагу, подтверждающую это?
— Возможно, я бы хотела, — пожала плечами Элис.
— Тогда следуйте за мной. — Жюльен открыл дверь. — Я не могу больше ни секунды оставаться в этой комнате.
Бросив взгляд на портрет отца, Элис вышла за ним. Она ожидала, что им предстоит пройти через анфиладу просторных помещений, но вместо этого Жюльен распахнул стеклянную дверь, приглашая ее в оранжерею. Он пропустил Элис вперед, оставшись стоять с рассеянным выражением лица, будто на несколько мгновений погрузился в свои мысли, отстранившись от действительности. Возможно, он лишь старался унять гнев, не оставивший место для других эмоций, не позволяющий улыбнуться даже из вежливости.
Элис вспомнила, что всего несколько минут назад он смотрел на нее по-другому, говорил с сочувствием. Ей бы хотелось, чтобы он вновь обратился к ней с теми же интонациями, хотелось увидеть в глазах искреннее внимание. Возможно, ей удалось бы понять, что за человек скрывается под этой мрачной оболочкой. Элис с удивлением поймала себя на мысли, что этот мужчина ей интересен.
Однако когда Жюльен заговорил, тон его был далек от того, на который она надеялась. Акцент щекотал ухо, и ей казалось, что губы ее уже готовы растянуться в улыбке, будто на них замерла бабочка и готовится спорхнуть, расправив крылья.
— Присаживайтесь. Вы голодны? Могу попросить экономку что-то вам принести.
— Нет. Спасибо. Я недавно поела.
— Как пожелаете. Не думаю, что процедура займет много времени. Ждите меня здесь.
Разве у нее есть выбор? Конечно, она может встать и уйти, но у ворот стоит охранник, который никогда не откроет их без разрешения. Даже если допустить, что он его получит, за забором ее ждут журналисты, а… врать ей всегда удавалось плохо.
Скорее всего, именно благодаря Лорану у Элис были не голубые глаза Макмиланов, удалось ей избежать и наследства в виде огненно-рыжих волос, передаваемых из поколения в поколение в роду матери. Совсем без рыжего цвета, конечно, не обошлось, но волосы ее были, скорее, каштановые с рыжеватым отливом, и, слава богу, голова не была похожа на апельсин. Жаль только, что кожа была не оливкового цвета, как у отца, что хорошо видно на портрете, а белая и очень бледная — типичная кожа шотландцев, покрывающаяся веснушками на солнце. Если Элис краснела, например, от смущения, то щеки становились не розовыми, а пунцовыми. И еще это случалось всякий раз, когда она пыталась солгать.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу