Джосс Вуд - Почти реальные чувства

Она его любит, а он ее нет. Все просто. Но даже если он сейчас упадет на колени и с мольбой станет просить провести с ним вместе ближайшие шестьдесят лет, она все равно ни за что не позволит ему собой управлять.

— Разговор окончен, — объявила она холодно, бросая ему папку с газетными статьями. — Это Рэн оставила. Просмотри, а потом нам нужно серьезно поговорить. Думаю, пора заполнять бумаги.

— Какие еще бумаги? — крикнул Куин, когда она начала спускаться по ступенькам. — Вернись сюда, я хочу объяснить, почем не позволю тебе пойти в «Фомо».

Не веря своим ушам, Кэл оглянулась. Он действительно сказал, что чего-то ей не позволит? После всего, что она ему рассказала?

— Не позволишь? Да кем ты себя возомнил? Ты мне не приказ, я не твой игрок и не твоя подружка, что будет прыгать на задних ножах, лишь бы тебе угодить!

— Кэллахан! — взревел Куин, но она даже не обернулась.

Да, похоже, им действительно пора расходиться.

Черный, розовый, пурпурный. Именно такие цвета преобладали в «Фомо», сама же Кэл никогда не любила это сочетание. Устроившись за барной стойкой, она украдкой оглядела зал, отыскивая хоккеистов и в очередной раз гадая, что ей вообще тут понадобилось.

Она же никогда не любила клубы! К тому же от громкой музыки и неона у нее всегда болела голова, ароматы парфюма и выпивки не давали ей дышать полной грудью, а среди танцующей толпы у нее начинались приступы клаустрофобии.

— Чего желаете? — прокричал бармен, чтобы она сумела его расслышать.

Такси? Кислородную маску?

— Содовую с лаймом. А здесь сегодня «Маверики» были?

— Солнышко, — бармен принялся умело смешивать напитки, — ты малость старовата и слишком одета, чтобы привлечь их внимание.

— Спасибо, — сухо выдохнула Кэл. — Так они здесь были?

Он кивнул в сторону винтовой лестницы в углу:

— Они наверху. Знаешь, где-то я тебя видел. Мы знакомы?

— Нет. — Она даже и не надеялась, что сумеет остаться неузнанной. Это лишь вопрос времени. — Просто у меня лицо такое.

Вытащив из кармана узких джинсов пачку банкнотов, она хотела заплатить, но тут ее к стойке прижал крепкий мужик и протянул бармену двадцатку. И ей не оставалось ничего, кроме как удивленно выдохнуть, когда бармен принял плату не от нее, а от незнакомца.

— Эй, я сама за себя заплачу. Никаких обид.

— Меня и так весь этот чертов день обижали, — прорычал на ухо знакомый голос. — Убегаешь, потом не отвечаешь ни на один из десятка моих звонков и даже не заходишь домой, прежде чем тащиться в такое место.

Черт, он ее выследил.

— Куин со своей дамой. — Бармен подставил кулак, по которому Куин легонько стукнул в знак приветствия. — Давненько тебя здесь не было.

— Верно, но что поделаешь, Гален, жены не любят, когда мужья ходят в такие места.

— Точно.

Раз он знает бармена, значит, частенько здесь бывал. Оглянулся на площадку, где едва одетые женщины, а точнее девчонки, томно извивались, отчаянно стараясь привлечь к себе внимание. Наверняка это место было в числе его любимых охотничьих угодий.

— А сейчас зачем пришел? Да еще привел свою женщину?

— По пути в ресторан решил проверить моих мальчиков. Они хорошо себя ведут?

— Они наверху, спускают пар. Никаких папарацци и дилеров, всего лишь обычные девчонки.

— Понятно, если что изменится, сразу же сообщи.

— Как скажете, босс.

Гален протянул Куину пиво, и тот сжал одну руку на горлышке бутылки, а второй ухватил Кэл за запястье, которое она сразу же попыталась высвободить. Он неторопливо нагнулся к ее уху и шепнул так, что сторонние наблюдатели наверняка решили, что он нашептывает ей нечто сексуальное, вот только в его словах не было и намека на романтику:

— Сидеть.

— Я не собака! Не смей мной командовать!

— Кэллахан, еще немного, и мое терпение лопнет. Не нарывайся.

Закусив губу, Кэл уставилась на мужа с неподдельным страхом. Тоби всегда говорил эти слова, «не нарывайся», прежде чем выстреливала его рука. Пощечина, удар… Она никогда не знала, что ее ждет. А когда замах переходил в ласку, заканчивающуюся нежеланным сексом, было еще хуже.

Пытаясь успокоиться, она напомнила себе, что Куин — не Тоби. И он никогда ее не ударит. Только Тоби же здесь вообще ни при чем. Просто она опять вручила свою любовь, самый драгоценный дар, что у нее был, и его вновь отвергли. Все, над чем она так долго трудилась, — независимость, достоинство, — все это вновь ускользает… А сама она словно растворяется в воздухе.