Инга Берристер: Время надежд

Поначалу отец отвечал уклончиво, намекая, что одинокой молодой женщине следует проявлять осмотрительность и не давать пищу для сплетен.

– Сплетен… о чем? – искренне изумилась Мейбл.

Это был первый случай на ее памяти, когда отец вышел из себя. Сколько же он тогда ей наговорил!

«Неужели ты забыла, что твой ребенок незаконнорожденный? Забыла, что нам пришлось покинуть Лондон, спасаясь от позора? Но такой позор никогда не смоешь, люди все знают, они перешептываются у нас за спиной… Если мужчины начнут ходить к тебе домой…»

Только тогда Мейбл все поняла. Она тихо, но решительно закрыла в своем сердце дверцу, которая могла бы открыть путь нормальным взаимоотношениям с мужчиной. Отношениям, которые могли бы принести ей подлинное сексуальное и эмоциональное удовлетворение, в которых она могла бы реализоваться как женщина. Мейбл страстно мечтала о любви, но после нелицеприятного разговора с отцом ей стало ясно, что настоящие, полноценные отношения с противоположным полом – не для нее.

Если, по мнению собственного отца, Мейбл, родив вне брака, навсегда заклеймила себя позором, кто знает, сколько мужчин будет придерживаться таких же взглядов, считая ее легкодоступной женщиной? Став матерью незаконнорожденного ребенка, она приобрела определенную репутацию, и, значит, мужчинам нужен от нее только секс. Даже если это и не всегда справедливо, Мейбл не хотела рисковать и снова расстраивать отца поведением, которое, по его мнению, могло дать повод для сплетен.

Мейбл напомнила себе, что ей очень повезло с отцом, без его помощи она никогда не смогла бы обеспечить Одри достойный уровень жизни. Собственный дом, любящее окружение, уверенность в завтрашнем дне, зиждущаяся на деньгах отца. Без его финансовой поддержки их жизнь сложилась бы совсем по-другому. Уважать взгляды отца – это самое малое, чем Мейбл могла отблагодарить его. В конце концов, неужели так трудно жить по его правилам? Конечно, у нее нет любви, нет мужа, но зато есть самый дорогой человечек – Одри. И есть отец, красивый дом, мало-помалу появляются новые друзья – разве этого мало?

И если в сексуальном отношении она осталась такой же неопытной, как в те дни, когда была зачата Одри, какое это имеет значение? Мейбл почти не помнила, что чувствовала, когда Ларри занимался с ней любовью. Видимо, первый сексуальный опыт оказался не слишком удачным, и поэтому не возникало потребности его повторить. Да, тогда она наслаждалась ощущением близости, возникшей между нею и Ларри, нежностью, с какой он целовал ее, когда все закончилось. Но и эти приятные воспоминания с годами притупились, то были воспоминания не женщины, а девочки, и если ради безопасности Одри и спокойствия отца она должна вести монашескую жизнь – что ж, значит, так тому и быть.

Родители Ларри признали Одри своей внучкой, и Мейбл с годами не потеряла с ними связь. Несколько раз они с Одри проводили каникулы с миссис Холфорд, которая почти сразу после смерти сына развелась с мужем. По мере того как братья и сестра Ларри росли и обзаводились собственными семьями, Мейбл старалась, чтобы Одри знала всех своих кузин и кузенов, а также их родителей.

Мейбл не хотела, чтобы Одри страдала от одиночества и чрезмерной опеки взрослых, как когда-то страдала сама. Будучи ребенком, Мейбл так остро тосковала по общению со сверстниками, так жаждала любви, что по ошибке приняла естественное проявление сексуальности мальчика-подростка за любовь и откликнулась на нее со всем пылом сердца. Теперь она не желала, чтобы дочь повторяла ее ошибки, тем более со столь же катастрофическими последствиями.

Но Одри – совсем другая. Когда девушка начала ходить на свидания, ее деда уже не было в живых, и он не мог наложить на нее те же эмоциональные запреты, которые были наложены на Мейбл. В каком-то смысле Мейбл даже радовалась этому, ведь несправедливо наказывать дочь за грехи матери. Мейбл оставалось только надеяться, что Одри достаточно зрелая личность и вполне счастлива и потому не будет спешить раньше времени завязать серьезные отношения с мужчиной. Ей хотелось, чтобы дочь успела повзрослеть и умела справиться с превратностями судьбы.

Надо признаться, до сих пор моей девочке везло, подумала Мейбл, безо всякой необходимости поправляя очередную подушку. У Одри пока не было сколько-нибудь серьезного романа. Но Мейбл патологически боялась, как бы дочь не повторила ее ошибки, не хотела, чтобы Одри лишилась своей свободы, радостей жизни, как когда-то лишилась ее мать. Мейбл мечтала, чтобы Одри досталось все хорошее, что не досталось ей. Она желала дочери всего только самого лучшего: университетского образования, силы и уверенности в себе, которую дает женщине сознание, что она в состоянии обеспечивать себя.