Патриция Кей - Радости Любви

– Ненавижу это, – пробормотала старушка. – Почему так получается? Ведь я всегда думала о том, как ты приедешь и я буду заботиться о тебе. А получилось наоборот.

– Мне нравится о тебе заботиться.

– Если бы я не сломала эту дурацкую ногу, – продолжала ворчать тетя, – рагу стояло бы на столе в мгновение ока.

Покачав головой, Фиона подъехала к столу. Она довольно терпеливо ждала, пока Куин помешала пищу, выключила газ и начала накрывать на стол. Куин разложила еду по старинным тарелкам из голубого китайского фарфора, которые принадлежали ее семье с незапамятных времен.

Ставя их на стол, Куин улыбнулась. «В мгновение ока». Она не слышала этого выражения с тех пор, как покинула Шагрин-Фоллз. Нарезав свежеиспеченный хлеб – несомненно, работа Элинор, – Куин опустилась на один из кленовых стульев, стоявших у стола.

Она коснулась клеенки на фланелевой подкладке, которой тетя всегда покрывала стол, чтобы защитить мягкую древесину. Ее взгляд задержался на вращающемся подносе в середине стола. На нем стояли перечницы, солонки, подставка для бумажных салфеток, сахарница и стеклянный стаканчик с чайными ложечками.

Все осталось по-прежнему.

Куин была дома. В своем гнездышке на День благодарения.

И на Рождество.

Перед домом группа деревьев образовывала треугольник. Сколько раз за прошедшие годы Куин представляла их увешанными новогодними игрушками и сверкающими огнями! В памяти всплывал образ людей, поющих хоралы при свете свечей – традиция в их городке. Сколько раз представляла она давку и сутолоку на Мэйн-стрит, волнение и ожидание праздника, которыми, казалось, был пропитан воздух!

Каждый год она тосковала по дому, тосковала по огромной голубой ели, растущей во дворе перед домом, опутанной сотнями крошечных белых огоньков, тосковала по запаху сосновой хвои, жареной индейки и тыквенного пирога.

Рождество!

Время любви и надежды, но также и напоминание о самом болезненном периоде в ее жизни. Сладостно-горькие воспоминания о последнем Рождестве в Шагрин-Фоллз охватили ее, но она постаралась отогнать их от себя.

Сейчас не время вспоминать то Рождество. Позже, в одиночестве, она сможет подумать о прошлом, если захочет. Подумать о сестре и ее муже и обо всем, что произошло между ними.

Только не сегодня. Сейчас ей хотелось насладиться радостью от пребывания дома.

Но было трудно оставаться счастливой, потому что неприятные чувства, которые Куин, казалось, давным-давно поборола, отказывались покинуть ее, и, оглядываясь назад, она чувствовала себя слабой и уязвимой.

Куин убеждала себя, что волновалась потому, что очень скучала по тете и по дому, а болезненные воспоминания и мысли о том, что завтра она, возможно, увидит Роберта, не имели никакого отношения к ее нервозности. О Боже, пусть это окажется правдой!

– Ну же, девочка, ешь.

Тетя пристально взглянула на племянницу.

Куин очнулась от своих мыслей.

– Извини, тетя Фиона. Я как раз вспоминала… о многом.

Ясные глаза старушки, казалось, заглянули Куин прямо в душу. Ее взгляд смягчился.

– Все будет хорошо, поверь мне. Куин сглотнула.

– Правда?

– Да, сама увидишь. – Тетя улыбнулась, в ее глазах светилась неподдельная любовь. – Ты сильная, девочка. Ты справишься.

Куин ощутила прилив ответной любви. Тетя всегда понимала ее чувства. Слова для этого были не нужны. Родители Куин погибли из-за того, что их лодка потерпела крушение на озере Эри. В тот день Фиона утешала и ее, и Морин, хотя понимала, что шестилетняя Куин нуждалась не только в объятиях и поцелуях. Она посадила ее к себе на колени и прошептала:

– Не бойся, Куин. Я всегда буду тебя любить и никогда не оставлю тебя.

С тех пор их связывали особые узы. Куин потянулась через стол и сжала тетину руку.

– Я люблю тебя, – мягко сказала она. – Извини, что я так долго не приезжала домой.

– Не важно. – В голосе тетушки слышались хриплые нотки. – Теперь ты дома. Вот и все, что имеет значение.

Куин лежала в кровати, уставившись в потолок. Она считала завитки в узорах, которыми тот был расписан, и лениво размышляла, сколько раз она делала то же самое раньше.

В окна лился солнечный свет. Вчера вечером она не позаботилась о том, чтобы закрыть ставни. Тетя временно переехала в комнату на первом этаже. После того как Куин помогла старушке улечься в постель, она разделась в большой старомодной ванной комнате, долго лежала в горячей ванне, а затем на цыпочках прошла в залитую лунным светом спальню. Она совсем обессилела, но, даже забравшись в старую кровать и зарывшись в одеяла, долго не могла заснуть. Воспоминания отказывались оставить ее в покое.