Кейтлин Крюс: Кто мы друг другу?

Она рассмеялась, словно он сказал, что-то смешное:

— Я не отношу себя к богеме.

— Спасибо и на этом. Одно дело — скрывать свое настоящее имя, когда ты училась в колледже, совсем другое — делать это сейчас. Ты больше не защищена стенами колледжа, Лилиана. Какой-нибудь злоумышленник в любой момент может узнать, кто ты на самом деле, и использовать это против тебя. Когда я говорю «против тебя», я имею в виду «против компании», а это означает то же самое, что «против меня».

Она посмотрела на него так, словно он сказал глупость. Разве он, Изар Агустин, миллиардер, известный своей деловой хваткой и дальновидностью, был на такое способен?

— Я переехала сюда пять месяцев назад, и до сих пор у меня не было нежеланных гостей.

— Почему я, по-твоему, приехал сюда?

— Полагаю, потому что вам доставляет удовольствие портить жизнь другим людям. Например, мне.

— Конечно. — Просто удивительно, сколько сил ему приходится прилагать для того, чтобы сдерживать свой гнев. — И еще потому, что один журналюга заявил мне, что собирается накропать статейку о том, как я обрек на тяжелый труд и прозябание в трущобах юную наследницу Жирар-Брукс и завладел ее компанией. Я сказал ему, что это грязная ложь, поскольку ни одному нормальному человеку не пришло бы в голову назвать трущобами особняк твоих родителей в Гринвич-Виллидж. Ты только представь себе, как я удивился, когда обнаружил, что ты там не живешь. Мне пришлось тебя разыскать. Должен сказать, что это место — убогая дыра.

Лилиана громко вздохнула и закатила глаза, словно его слова вызвали у нее раздражение.

— Наследница Жирар-Брукс может катиться ко всем чертям. И вы тоже, — заявила она.

Изар заметил, как она при этом покачнулась.

— Лилиана, ты пьяна?

Нет. — Пройдя в другой конец комнаты, она поставила на письменный стол пустой бокал, который все это время держала в руке. — Я выпила бокал вина. Я взрослая женщина. В этой стране любой человек, достигший двадцати одного года, имеет право покупать и употреблять алкоголь. Впрочем, вас не касается, пила я или нет.

— Касается, как и все и остальное, что имеет отношение к тебе. То, что ты сейчас делаешь, недопустимо. Я доверял тебе.

— Вы не доверяли мне. Вы отдавали распоряжения, ожидая от меня полного подчинения. Направляясь сюда, вы думали, что так будет продолжаться и дальше. Вы не заметили, что я уже не то покорное бесхребетное существо, каким была раньше, и это ваша проблема, а не моя. Такое случается, когда бросаешь человека на одиннадцать лет.

— Должен снова тебя поправить, Лилиана. Если я говорю, что твои дела — это мои дела, значит, так оно и есть.

Она мрачно посмотрела на него:

— Наслаждайтесь своим преимуществом, пока можете, Изар. Часы тикают. У вас осталось всего два года для того, чтобы меня запугивать. Что будет, когда ваше время истечет?

Ему хотелось схватить ее и продемонстрировать ей, что может случиться, но он этого не сделал. Он ее опекун, а не похотливое животное, и не позволит страсти им управлять, как было в те дни, когда он целыми днями пинал мяч в захудалом дворе в своем родном городке, представляя себе, как однажды попадет в футбольную команду и сможет покинуть переполненный дом своего дяди, где в нем видели только лишний рот.

Он не собирается идти на поводу у своей страсти, даже несмотря на то, что за прошедшие годы Лилиана превратилась в удивительно красивую женщину.

— Разговор окончен, — бросил он тоном, не терпящим возражения. — Я немедленно забираю тебя отсюда. Можешь собрать свои вещи, пока я добрый.

Лилиана не сдвинулась с места.

— Я больше не несчастная двенадцатилетняя девочка, Изар, — мягко произнесла она, но ее голубые глаза при этом сверкали. — Я вам не позволю посадить меня в башню на вершине горы только потому, что я причиняю вам неприятности одним лишь своим существованием.

— Не позволишь? Ты уверена?

— Вы управляете компанией. Вы распоряжаетесь моим наследством. Но я уже достигла совершеннолетия, и меня вы больше контролировать не можете.

— Осторожней, Лилиана. В конце концов, это мне решать, удовлетворять или нет твою претензию на твою долю акций, когда тебе исполнится двадцать пять. Если я сочту, что ты не в состоянии управлять своими акциями, я буду вправе не передавать их тебе в течение еще пяти лет. Или, может, ты не удосужилась прочитать текст, напечатанный мелким шрифтом?

Это угроза? — бросила она в ответ. — Если так, то я почему-то не удивлена. В любом случае, это не имеет значения. Можете угрожать мне сколько хотите. Я вам не позволю засунуть меня в очередную тюрьму. Этого не случится!