Карла Кэссиди - Всего лишь миг

Пока они ели, Клиф молчал. Снаружи уже было совсем темно, лишь уличные фонари рассеивали окутавший все мрак. Что со старушкой? Она психически ненормальна, это очевидно. Но что с ней – просто старческое слабоумие или что-нибудь еще?

Может ли Эди хоть когда-нибудь уйти из дома, может ли общаться со своими ровесниками? Есть ли мужчина в ее жизни?

Клиф выпрямился на стуле, удивленный несвойственным ему чувством. Любопытство?.. Господи, сколько времени прошло с тех пор, как его по-настоящему занимало что-то, помимо работы? Не говоря уж о ком-то.

Клиф переменил позу, ругая себя за то, что позволил себе проявить хоть к чему-то мимолетный интерес. Не хочет он ничего знать про эту Эди и ее бабку. Если знакомишься с человеком поближе, рискуешь привязаться к нему, а это, он поклялся себе, никогда в его жизни не повторится.

Сразу после ужина Эди отвела бабушку в спальню. Примерно через полчаса она вернулась.

– Уснула, – сказала Эди, останавливаясь за спиной у Клифа. Он почувствовал это по аромату ее духов – их тонкий пряный запах казался удивительно приятным. Подумать только, чьи-то духи нравятся ему! Возмутительно! – Клиф… – Эди слегка коснулась его плеча и тут же отдернула руку, почувствовав, как напряглись мышцы, увидев его черные бездонные глаза.

– Что? – резко спросил он.

– Я… я просто хотела извиниться перед вами за бабушку, – запинаясь, проговорила Эди и сделала шаг назад, удивленная его враждебностью.

На губах Клифа появилась принужденная улыбка. Она казалась неуместной, словно он насильственно растянул губы, давно отвыкшие от этого движенья.

– Должен признаться, двинула она меня здорово, – сказал он.

Эди улыбнулась.

– Она еще ни разу никого не ударила. – Улыбка угасла. – Она раздражительна и очень упряма, но драться… Это новый симптом ее болезни.

– Что с ней такое? – вопрос вылетел у него изо рта непроизвольно.

– Болезнь Альцгеймера. Клиф нахмурился.

– Я мало с этим знаком, но разве ей не следует быть в больнице или частной лечебнице?

Эди медленно кивнула, на лбу показались морщинки.

– Да, рано или поздно мне придется поместить ее в частную лечебницу или санаторий: там за ней будет необходимый уход. Если станет слишком трудно держать ее здесь. Но пока все еще бывают моменты, когда она меня узнает и понимает, где находится, и это служит ей утешением. Когда эти светлые полосы кончатся, мне придется устроить ее иначе.

Горькая улыбка омрачила ее лицо. Эди вдруг показалось важным, чтобы Клиф узнал женщину, которая вырастила ее, понял, почему ей, Эди, так нужно заботиться о бабушке как можно дольше.

– Бабушка и дед вынянчили меня, и у меня теперь такое чувство, будто, заботясь о ней сейчас, я хотя бы частично плачу ей за все те жертвы, которые они многие годы приносили ради меня.

– А родители ваши где?

– Погибли в автомобильной катастрофе, когда мне было четыре года. Бабушка и дед – мои единственные родители, других я не знала. Дед умер пять лет назад.

Внезапно Клиф ощутил, что между ними есть родство: ему тоже была знакома боль, причиненная потерей любимого человека. Но Эди ждет еще большая боль, если она будет и дальше цепляться за бабушку, которую ей неизбежно предстоит потерять. Он оборвал себя – чего это он вздумал ей сочувствовать? Холодная, безличная отчужденность – и ничего больше. Лишь так он избежит опасности.

– Послушайте, это краткое знакомство с вашей семьей было весьма любопытным, но я нахожусь здесь не для того, чтобы изучать фамильное древо Тернеров. Я пришел сюда работать.

Клиф тут же пожалел о своих циничных словах, увидев по лицу Эди, как сильно он ее оскорбил, но сознательно отогнал угрызения совести. Эта женщина представляла собой опасность – в чем она крылась, Клиф и сам не знал – для той брони, в которую он заковал себя за последние два года. Пусть лучше она ненавидит его, пусть лучше он вызовет ее гнев, чем рисковать душевным покоем, которого он наконец достиг.

Да уж, вызвать ее гнев ему удалось, и еще как! Стоило посмотреть на ее поднятые плечи, когда она гордо направилась в другой конец комнаты. Эди и не старалась скрыть своего возмущения. Громко топала ногами, с грохотом бросала посуду со стола в мойку, изо всех сил захлопнула дверцы шкафчика, сопровождая все это приглушенным бурчаньем.

– Я знаю, мне не положено включать электрический свет, но хоть свечи я могу зажечь? – Не голос, а порыв холодного арктического ветра.

Клиф кивнул, глядя, как Эди зажигает свечи, украшавшие комнату. У него мелькнула туманная мысль, уж не является ли это каким-то ритуалом и не хочет ли Эди напустить на него порчу. Ну, видимо, волноваться пока не стоит. Разве что она вырвет у него волосок или попросит постричь ногти и дать ей обрезки.