Дэй Леклер - На том конце радуги

Нижние юбки раздувались колоколом, сжимая узкую талию. Прореха в бесконечных слоях гипюра давала ему возможность увидеть кусочек кружевной подвязки и шелкового чулка, обтягивающего длинную стройную ножку. Да еще этот ее практически не существующий бюстгальтер с крошечным бантиком, так и манящим потянуть за концы и освободить роскошную грудь.

Тело Меррика сжалось, реагируя на сильнейшее желание с пугающей предсказуемостью. Меррик пришел в ярость, обнаружив, что не в состоянии контролировать эту непроизвольную реакцию. Даже целая жизнь жестких тренировок не помогала преодолеть соблазн иметь именно эту женщину. Это не поддавалось объяснению.

Алисса Сазерленд была создана соблазнять, провоцировать на абсолютное обладание, заставлять мужчину забыть обо всем, кроме отчаянной потребности совокупления. Она смотрела на него широко открытыми аквамариновыми глазами, и на один безумный миг он представил себя и ее сплетенными в первобытном танце любви. Когда двое отдают и получают гораздо больше, чем простой секс. Он увидел полнейшее обладание, открытость, которую никогда не осмеливался позволить себе ни с одной из женщин. Раскаленную страсть. Сводящее с ума желание. Бездумную капитуляцию. Слепое доверие – то, чего он никогда не знал за все свои двадцать девять лет. Он увидел каждую мельчайшею подробность в глазах, полных обещания.

И он захотел того, чего не хотел никогда прежде.

Меррик выдавил слова через пересохшее горло:

– Фон Фольк, должно быть, бросил на вас один взгляд и решил, что его мечты сбылись.

К его удивлению, ее передернуло.

– Если я и привлекала его, он никогда этого не показывал. – Она заерзала под ним, отчего грудь провокационно потерлась об него. – Пожалуйста, дайте мне встать.

Меррик хотел отказать ей в просьбе, хотел этого с безумной горячностью, которая доказывала, что в глубине души мужчина по-прежнему примитивное, несдержанное животное, скрывающееся под тонким налетом цивилизованного поведения, управляемое эмоциями, с трудом удерживаемыми в узде. Он боролся изо всех сил. Несколько бесконечно долгих мгновений прошли, прежде чем интеллекту наконец удалось преодолеть основной инстинкт.

– Хорошо, принцесса. – Вероятно, интеллект все-таки не полностью победил, потому что Меррик добавил: – Но я предупреждал вас, что побег не сойдет вам с рук. Пришло время платить.

С этими словами он воспользовался ее приоткрытыми губами и завладел самым роскошным, самым соблазнительным ртом из всех, что ему доводилось когда-нибудь целовать.

Алисса обмякла под мощным натиском поцелуя Меррика. Она никогда не испытывала ничего настолько всепоглощающего, настолько неистового и страстного. Это и отдаленно не походило на те неопытные поцелуи в студенческие годы, поцелуи, отдающие пивом и юношеским энтузиазмом. Как и те искушенные объятия мужчин, с которыми она встречалась потом, объятия, запятнанные расчетом и амбициями.

Это был опытный мужчина с мужским мастерством и знанием. Тайное желание скрывалось под властным напором его губ и языка. Он как будто поглощал ее, зажигая огонь, о существовании которого она не знала, пока он не пробудил его к жизни.

Жар постепенно скапливался внизу живота, прокладывая огненную дорожку к самой интимной части ее тела, и Алисса застонала. Она не должна хотеть этого – и тем не менее она оставалась неподвижной, не оказывая сопротивления. Его пальцы погрузились ей в волосы, поворачивая ее голову так, чтобы он мог углубить поцелуй. Он смягчил его, улещивая там, где раньше подчинял, соблазняя вместо того, чтобы требовать. Дразня. Обольщая. Бросая вызов ответить на его поцелуй.

И она ответила. Ее проклятое любопытство взяло над ней верх.

Сознание протестующе кричало, а тело смягчилось, приспосабливаясь к овладению, которому она не противилась. Губы расслабились и раскрылись под его губами, предлагая лучший доступ. Возможно, она сдалась слишком быстро, потому что хотела, чтобы Меррик утратил бдительность и она смогла бы убежать, когда он меньше всего этого ожидал. Но в глубине души Алисса понимала, что эта отговорка – чистейший самообман. Она отвечала Меррику так, как никогда ни одному мужчине – с безрассудством и несдерживаемым пылом.

И это вызывало у нее восторг и вместе с тем ужасало.

Одна его ладонь выскользнула из волос, спустилась по линии шеи к плечу и задержалась на груди. Этой единственной легкой лаской Меррик словно заклеймил, ее как свою в каком-то неизбежном смысле. Он обхватил грудь ладонью, поглаживая пальцем напрягшийся под тонким шелком сосок.