Джулиана Хенквуд - Такие разные

– Где же ты была раньше?

Беатрис вздрогнула:

– Извини.

– Если ты мне верила, почему же ты не поддержала меня? Почему не сказала в полиции, например, что знаешь о том, что меня подставили?

– Почему… но… я… – она задрожала, лицо ее порозовело, – я… я не могла. Кто бы мне поверил? – Она прижала руку к груди и засмеялась. – Кроме того, я знала, что ты победишь. Ты так похожа на твою дорогую мать. Теперь… – Она наклонилась ближе. – Расскажи мне об этом мужчине, дорогая, где ты его нашла? Такие плечи… Бог мой, я не видела таких плеч с тех пор, как…

– Нет. – Бет отступила в сторону. – Нет, я совсем не похожа на свою мать. Извини меня, но я должна поговорить с…

– Но… но…

Ее пытались остановить, когда она проходила мимо, на лицах гостей было написано беспокойство, но она не обращала ни на кого внимания и не останавливалась, внезапно ощутив отвращение к собравшимся. Уотсон Ренфрю, друг ее отца и один из немногих людей, кого она на самом деле любила и кому доверяла, заметил ее и, отойдя от небольшой группы людей, с которыми разговаривал, улыбнулся ей.

– Я хочу, чтобы они все ушли, Уотсон. Сейчас!

На его лице еще сохранялась улыбка.

– Ушли? Но, Бет, это же твои друзья. Они все хотят тебя поддержать…

– Это не мои друзья, – горько ответила Бет. – И никогда ими не были. Они все наблюдали, как шесть лет подряд Шеридан медленно убивал меня, и им это нравилось. Для них это было развлечением, спектаклем, и они наслаждались этим.

– Бет, я думаю, ты к ним несправедлива.

– Боюсь, я права. Я устала развлекать их. Выпроводи их, или, клянусь, я сама это сделаю. А я могу быть очень невежливой.

Уотсон слегка побледнел, заметив что-то необычное в ее глазах, и все еще удивленно пробормотал «сейчас», поставил свой стакан на столик и пошел к центру комнаты. Стиснув зубы, Бет боролась со слезами.

– Держись, – яростно шептала она себе, – держись!

Она ни за что не позволит этим людям видеть ее слезы. Они будут говорить о ней и о Дике еще достаточно долго. И она не собирается показывать им, как страдает.

– Ну, Бет, хорошие новости – мне удалось сохранить дом, коттедж и часть собственности в Кармеле. Плохие новости – все остальное ушло. – Уотсон поставил изящную чашку с кофе на столик и вздохнул. – Ты почти разорена, Бет. Может быть, мы получим обратно часть денег, но придется годами судиться. И, честно говоря, я не уверен, что мы их получим. Все было сделано легально. Доказать, что твоя мать отдала ему право распоряжаться своими деньгами под нажимом, невозможно. Правда, есть еще твой доверенный фонд, но я не уверен, что мы можем сделать что-то и там.

Бет спокойно спросила:

– Ты говоришь, что дом заложен и есть огромные долги?

Уотсон кивнул:

– Часть этих денег он вкладывал в свою избирательную кампанию, смешивая их с легальными вложениями, но нет никаких документов, доказывающих, что легально, а что – нет. И потребуются годы, чтобы все это распутать. Но основная часть просто растрачена, Бет. Неудачные капиталовложения, рискованные предприятия, займы. Не осталось практически ничего.

Бет подумала, что должна чувствовать что-то. Ярость, гнев, страх. Богатая женщина, в одночасье потерявшая все… Хотя, впрочем, не в одночасье…

А она ничего не чувствовала, абсолютно ничего.

Она как бы замкнулась в себе. Вот уже шесть недель, как ушел Дик.

Уотсон заговорил снова, но она его не слышала. Затем он ушел, и она осталась одна. Одна в этой пустоте. И оцепенела.

Прошла еще неделя. Постепенно Бет рассчитала всех слуг, распродала мебель и ковры, чтобы оплатить самые неотложные счета.

И наконец однажды она огляделась вокруг: огромный дом с мраморными полами и олимпийским бассейном, позолота и холодные пустые комнаты… Неожиданно Бет поняла… Поняла, что больше не хочет здесь оставаться, а может, не хотела никогда.

Тот, к кому стремилось ее сердце, был где-то в пути. Теперь она принадлежала этому чувству гораздо больше, чем пустым стенам своего дома. Стенам, которые служили тюрьмой ее матери. И даже ей. Она чувствовала себя здесь в безопасности, но безопасность, как и многое в ее жизни, оказалась иллюзией.

С Диком она нашла что-то гораздо более ценное. Саму себя. Или Дик нашел ее – снял все эти поверхностные слои и открыл настоящую Бет, как редкий драгоценный камень.

И теперь она хотела больше всего на свете, чтобы Дик вернулся.

Уотсон Ренфрю выглядел обеспокоенным, когда она, улыбаясь, открыла ему дверь. Слегка нахмурившись, он смотрел на нее.