Анна Клири - Три счастливых дня

Сама Кэт к этой элите не относилась. Она работала за зарплату, а не за призрачные перспективы в журналистике. И материалы, которые ей приходилось писать, никогда не попадали на передние полосы издания. Хотя со стороны коллег она пользовалась стабильным и заслуженным уважением.

Кэт знала: чтобы продвинуться, нужно включиться в рьяную борьбу с коррупцией. Присмотреть себе какого-нибудь политика или бизнесмена средней руки и крепко за него взяться, вгрызаться в его подноготную, выискивать компромат, изобретать уничижительные и хлесткие заголовки, и клеймить, клеймить, клеймить, надеясь, что у бедолаги нет влиятельных покровителей.

Девушка не осуждала своих коллег, взбиравшихся подобным образом по карьерной лестнице «Сидней Клэрион», но не чувствовала себя к этому способной, втайне мечтая, что стажем и профессиональной стабильностью заслужит себе однажды место ведущей какой-нибудь второстепенной колонки. Два года, проведенные за этим столом, еще не давали достаточных оснований отчаяться окончательно.

В эти два года у нее по недоумию даже случился роман со Стивом, который, расставшись с ней, повел себя совершенной свиньей, хотя сам он это очень скоро позабыл, да и Кэт не считала нужным долго помнить такое. Единственное, что она не желала ему простить, – это пренебрежительное отношение к несчастной бабушке, прозябающей в доме для престарелых, и к тому участию в ее судьбе, которое Кэт считала своим долгом. Стива же это тяготило. С тех пор он относился к Кэт как к бесперспективной сотруднице, которая уже достигла своего потолка в «Сидней Клэрион», и только Мардж, вступаясь за нее, повторяла, что Кэт – единственная, кто еще тратит время и силы, чтобы раскопать в людях лучшее.

Однако за два года ее работы в газете никто в редакции так и не узнал, что же на самом деле представляет собой Кэт Саммерфилд.

Она была скрытной, но не столько по своей натуре, сколько из-за постоянных тревожных мыслей о своей маленькой семье, о несчастной бабушке, о которой она не в состоянии должным образом позаботиться, за неимением достаточных финансовых возможностей. Кэт понимала, что эти неотступные мысли стоят непроницаемой стеной между ней и всеми остальными. И людей обеспеченных, людей роскошествующих она невольно причисляла к виновникам собственных переживаний.

Но в последнее время девушка начала испытывать крайнюю неудовлетворенность собой и своим местом в редакции и в жизни в целом. Кэт устала писать о смертях, кончинах и похоронах. Она испытывала огромную потребность написать о чем-то живом, жизненном, пусть даже житейском. И если бы ей выдался шанс сделать это, она бы не раздумывая взялась за интересный материал, да хоть бы об этом самом тридцатичетырехлетнем Томе Расселе, без сомнения живом, надменном наследнике усопшего магната с жестким и безжалостным подбородком, с теснящей костюмную ткань мускулатурой и со стальным взглядом.

– А могла бы ты на страницах прессы вылить на него все те нечистоты, которые удастся выудить? – словно в унисон ее мыслям, тихо спросила Мардж.

Кэт серьезно посмотрела на коллегу. Такая постановка вопроса заставила ее засомневаться.

Она пошла в журналистику вслед за своей бабушкой. В молодости та работала в одной из ежедневных газет Расселов, пока тогдашний владелец не уволил ее и еще нескольких сотрудников, которые противились превращению респектабельного издания в бульварную газетенку. Бабушка внушила ей ненависть к грязи, даже если эта грязь подавалась под соусом скандальных разоблачений. У бабушки был особый взгляд на жизнь и мироустройство. Она никогда не примыкала к тому, на чем видела печать дьявола.

Но именно потакание постыдным слабостям толпы помогло в ту пору Расселам утвердиться в качестве оплота независимой австралийской прессы, из чего впоследствии возник их особый семейный гонор, выразившийся в нарочитой экстравагантности, дорогостоящих причудах, броских атрибутах успешности.

А сын Маркуса Рассела был лишь заманчивой целью разоблачителей всех мастей, которые делали для конкурирующих изданий то же, что сотрудники «Сидней Клэрион» исполняли по заказу своих учредителей в отношении других светских персонажей.

Кэт знала из досье, что Том Рассел долгое время прожил в Британии и вернулся лишь по смерти отца. Бабушка помнила его еще ребенком, но предпочитала не говорить на эту тему.

– Мне известно о нем не больше прочих, – ответила Кэт своей ироничной коллеге после затянувшихся раздумий. – Ты, в отличие от меня, знаешь, что произошло, пока он был здесь наездом, когда впервые слег его отец.