Чернокнижница - Ее сердце

Прости меня, сестренка, я не смог спасти тебя.

Я положил рядом с ней ее гитару, ее обожаемую старенькую «Phill Pro».

Да будет тебе земля блюзом.

Равнодушные кладбищенские служки принялись обстоятельно и неторопливо заколачивать крышку гроба, и каждый удар заставлял меня все сильнее сжимать зубы, и каждый гвоздь вбивался в мое сердце острой, одуряющей болью. Роза уткнулась лбом мне в плечо.

Наконец гроб с телом Санни, повинуясь «Мобиликорпусу» начальника копщиков, приподнялся над мерзлой землей и медленно-медленно поплыл к могиле. Я зажмурился и снова стиснул зубы, чтобы не завыть от горя утраты…

Я потрясенно открыл глаза.

Еле слышным, срывающимся шепотом, вцепившись в мою руку и не вытирая катящихся по щекам слез, не пела — судорожно выдыхала Роза. Я стиснул ее замерзшие пальцы:

Откуда-то из-за спины послышался еще один тихий голос:

Это Джеймс.

Это Ал.

Гарри Поттер.

Аманда и Алиссия Забини, закончивший школу в прошлом году Форвик, Эдвард МакМиллан… В нестройный хор вплетаются все новые голоса, и песня повисает над кладбищем, окутывая нас легким облаком светлой грусти, и упрямое солнце сушит мокрые от слез щеки:

И вот уже светлые сосновые доски скрылись в холодной тьме могилы, и комья замерзшей земли застучали по крышке, навсегда отбирая у нас Санни. А песня набирает силу и уверенно хватает солнце за хвост, не позволяя ему сбежать в тучи:

Потом наступает тишина.

Струйки сигаретного дыма прихотливо завиваются, танцуют в морозном воздухе. Холодно в Восточной башне. Не так, как в Астрономической, но тоже будь здоров, не кашляй.

На следующий день после похорон Санни пошел густой снег. Белые хлопья, огромные, как воробьи, плавно опускались на землю сплошной безмолвной стеной. За две недели окрестности школы завалило так, что расчищать дорожки пришлось с помощью магии, летая над сугробами на метлах…

Роза подошла тихо-тихо, прижалась к спине, обняла ласковыми теплыми руками.

— Опять дымишь…

— Угу…

Роза удрученно вздыхает, но молчит.

В окно влетает одинокая ажурная снежинища, Роза ловит ее на ладошку. Тонкое снежное кружево медленно тает, и Роза шепчет еле слышно:

— Не могу никак привыкнуть… больше не будет наших суббот…

Сердце неловко спотыкается и словно ударяется о легкие — внезапно схватывает дыхание, в горле будто встает бритвенное лезвие, и глаза уже готовы к обжигающей влаге…

Затягиваюсь глубоко, до хрипа. Роза делает вид, что не плачет.

Медленно выдыхаю.

Щелчком отправляю окурок в окно:

— Сегодня суббота, Роз.

Бывает так, что сил не бывает.

Бывает, настроение ниже школьных подземелий, все валится из рук, внутри пухнет беспричинная тягучая тоска, грозящая пролиться горючими слезами обиды на весь мир.

Бывает, холодное и бесконечное одиночество душераздирающе рыдает вокруг, от него некуда деться, а ты решаешь один-единственный вопрос: прыгнуть тебе с Астрономической башни или утопиться в Хогвартском пруду.

Бывает, попадаешь в клокочущую пучину ненависти и готов стать новым Темным Лордом, лишь бы восстановить свою растоптанную гордость.

Я знаю, как это все бывает.

Нечего презрительно кривиться и посылать меня по далеким, но всем хорошо известным адресам. По виртуозности мата тебе до меня, как до Лондона пешком. Припечатаю так, что не отмоешься. Понимаю, принимать от меня советы — явно не то, о чем ты всю жизнь мечтал. Да и не собираюсь я тут нравоучениями заниматься, есть дела поважнее…

А ты — ты приходи к нам в субботу.

У нас найдется для тебя глоток пива вечером и кружечка антипохмельного с утра. Найдется и место у камина, и бутерброд на закусь, и сигарета, если ты куришь.

Береги голову — столкнешься с летающим пивом, мало не покажется, от искр из глаз прикуривать будем. Да, и под ноги смотри, у нас теперь не только пиво летает, но и бутерброды ползают. Что поймаешь — то твое.