Вивьен Уоллингтон - Ты поверишь мне

— Ты должна была нравиться ему такой, какая есть. — Мак провел пальцем по ее щеке. — У тебя тушь потекла, — мягко усмехнулся он. — Недостатки макияжа. — Его темные глаза смеялись. — Из того, что я узнал, Тристану должен был нравиться твой холодный, утонченный, неприступный вид. Ничего слишком горячего, или страстного, или распущенного. Наш мальчик нетерпим в вопросах нравственности.

Он оказался так близок к правде, что Сюзи потеряла хладнокровие.

— Из того, что ты узнал о нем? — Она отпрянула. — Я все еще не могу поверить, что ты на самом деле имел наглость копаться в прошлом моего жениха — по одному только злобному подозрению! — Она была слишком разъярена, чтобы признать: если бы Мак не сделал этого, она была бы сейчас замужем за двоеженцем.

— В этом не было никакой злобы. Я просто искал информацию для твоего же благополучия. Но мы можем обсудить сбившегося с пути экс-жениха, когда снимем все эти мокрые вещи.

— А, ты имеешь в виду свою куртку. — Сюзи быстренько сняла ее и отдала Маку. — Спасибо. Ничего, что я оставляю грязные следы и лужи на ковре? Когда ты его чистил в последний раз? В прошлом веке? — Она сморщила нос при виде испачканного, потертого ковра.

— О, он уже старый, я его скоро выброшу. Ну да, конечно, подумала Сюзи. И свиньи могут летать.

— Что ты здесь делал — устраивал сумасшедшую вечеринку? Что это за пятна? Красное вино? Или кого-то порезали ножом?

— Это смазка. Я разбирал мотоцикл, поэтому здесь такой беспорядок.

— Боже мой, Мак! — воскликнула Сюзи, оглядев комнату. — Какой бардак!

На полу валялись кипы газет и картонные коробки, стол был завален бумагами, под которыми можно было разглядеть монитор и клавиатуру.

— Ты никогда не наводишь порядок?

— Я был занят. Кроме того, никто не видит этот разгром, кроме меня.

— Я вижу.

— С каких это пор беспорядок стал волновать тебя, Сюзи? — Темные глаза Мака сверкнули. — Было время, когда ты замечала только меня и то, что вспыхивало между нами каждый раз, стоило нам взглянуть друг на друга.

Сюзи хотела остановить его, но на нее нахлынули ностальгические воспоминания.

— Помнишь, как нам нравилось слушать концерты и кормить голубей, Сюзи? А смотреть парусные гонки по выходным? А как нам нравилось шутить и смеяться? А разговаривать обо всем на свете? Музыка, спорт, политика, книги, фильмы, наши мечты, наши амбиции…

Она наконец-то смогла ответить:

— Воздушные замки! Несбыточные мечтания! — Ее сердце бешено забилось, когда Мак начал вспоминать то, что было три года назад. Насмешка — лучший способ скрыть волнение. — Ты всегда говорил, что добьешься сногсшибательного успеха благодаря своим гениальным идеям и у тебя будут горы денег. Но я что-то не вижу, чтобы за последние три года ты стал богатым и знаменитым. Ничего не изменилось, Мак, ведь так? Когда я впервые встретила тебя, ты только что отказался от замечательной работы и вылетел из университета. Судя по всему, ты так и не нашел хорошую работу, не говоря уже о сногсшибательном успехе.

Нет, ничего не изменилось, подумала она, подавляя вздох. Он точно как мой отец. Его мечты стать известным художником тоже ни к чему не привели.

Мак усмехнулся.

— Какой был смысл оставаться в университете? Я знал о компьютерах и программировании гораздо больше, чем нам говорили на лекциях. А служба в той фирме не привела бы никуда. Кстати, о работе. Каждый раз, когда сажусь за компьютер, я работаю.

— Играешь, — фыркнула она.

— Создаю новые игры, — поправил он, — новые программы, новое обеспечение.

— Это никому не нужно!

Сюзи переполняла горечь из-за того, что Мак убил ее веру в него в последнюю, ужасающую ночь, показав ту свою сторону, которую она никогда не видела и не хотела увидеть снова.

— Ни капли веры! — вздохнул Мак. Казалось, его это скорее забавляло, чем огорчало. — Как ты изменилась, Сюзи. Раньше ты поддерживала меня.

— Пока не поняла, что ты такой же, как мой отец… живешь в мечтах и не задумываешься, что реальность рядом, — вспылила она.

— Поэтому-то ты выкинула меня из своей жизни?

Сюзи никогда не рассказывала Маку всей правды о грехах своего отца. Она лишь упоминала о невостребованности блестящего художника с измученной душой, о его депрессии и алкоголизме. И она, и мать всегда пытались скрыть его разрушительное пристрастие к азартным играм, чтобы защитить человека, которого обе безумно любили. Любили и ненавидели.

— Мне было только девятнадцать, — попыталась защититься она, — я училась и думала о карьере. И… не хотела ни с кем связываться.