Элиза Мейер: Неугасимое пламя

Джошуа поджал губы, холодно глядя на Кайю.

– Смею, потому что рано или поздно все хотят что-то получить от нас. Если ты Каннингэм, ты с детства знаешь, что люди морочат тебе голову только для того, чтобы использовать тебя в своих интересах.

– И ты думаешь, что я делаю это? Разве я когда-нибудь попросила хотя бы цент из ваших драгоценных денег?

– Нет. Наверное, тогда ты была слишком молода и не понимала, как легко могла заполучить добрый кусок нашей собственности. Сейчас ты старше, опытнее и, вероятно, решила наверстать упущенное.

Страдая от унижения, Кайя смогла лишь безмолвно покачать головой. Если бы ей не были срочно нужны деньги для Натали, она бы… Нет. Она не потеряет самообладания. Ради дочери она будет вежлива, несмотря ни на что.

От подступивших слез у нее сжало горло. Кайя прикусила щеку, чтобы не расплакаться. Лучше умереть, чем проявить свою слабость перед человеком, у которого она вызывает явную неприязнь. Кайя повернулась спиной к Джошуа и поставила чашку на стол. Он отказывается дать ей деньги? Но больше ей не к кому обратиться. Боясь услышать ответ, она спросила сдавленным голосом:

– Ты хочешь сказать, что счет закрыт?

– Нет, я просто не знаю, есть ли там временные ограничения.

По крайней мере, это не отказ. Облегчение было так велико, что Кайе пришлось ухватиться за раковину, чтобы устоять на ногах. Повернувшись к Джошуа, она произнесла:

– Если ты скажешь мне номер счета, я навсегда уйду из твоего дома и твоей жизни. Обещаю, что больше никогда не побеспокою тебя.

– Опять убегаешь? – поддразнил Джошуа.

– Нет, не убегаю, – спокойно ответила она, – но мне не нравится находиться там, где мне не рады.

– Теперь это мой дом, а не Лили.

– Все равно мне здесь не рады, – повторила Кайя. Почему ее должно беспокоить, рад ли ей Джошуа Каннингэм?

Он допил виски.

– Пойдем. Документ, должно быть, в моем кабинете. Я проверю сроки.

Кайя пошла за ним. Кабинет был завален компьютерными распечатками, бухгалтерскими книгами, старыми счетами, накладными, каталогами по животноводству, квитанциями… Как, интересно, он сможет найти здесь что-нибудь?

Увидев сомнение на лице Кайи, Джошуа усмехнулся:

– Возможно, на первый взгляд здесь царит беспорядок, но я могу найти все, что мне нужно.

– Одной из твоих секретарш следовало бы работать на ранчо.

– У меня здесь есть секретарь, но сейчас она в декретном отпуске. – Пролистав несколько папок в шкафу, он вынул одну. – Вот. – Джошуа показал ей белый конверт.

Кайе хотелось броситься к нему, выхватить заветный конверт и побежать к машине, но вместо этого она смотрела, как он читает.

Снова заглянув в папку, Джошуа помрачнел.

– Так, так. Посмотри, что еще я нашел. – Он показал Кайе фотографию. – Узнаешь его? Мужчину, которого ты бросила?

От внезапно нахлынувшей боли и беспокойства у нее замерло сердце.

– Деррик, – прошептала Кайя, прижав руку к груди. – Я не бросала его. Все было не так. – Глядя на фотографию, она пробормотала: – Иногда я забываю, как невероятно красив он был.

– Да. Все здесь называли его «золотым мальчиком».

Не послышалась ли ей какая-то странная нотка в низком голосе Джошуа? Кайе никогда не приходило в голову, что Джошуа, рослый и сильный мужчина, обладающий заурядной внешностью, может неприязненно относиться к удивительной красоте своего младшего единокровного брата. Только Кайе Джошуа никогда не казался заурядным. Да, его внешность не соответствовала канонам мужской красоты, но он был надежен, как скала, и жил по собственному кодексу чести. Даже будучи совсем юной, она ценила в Джошуа эти качества. Похоже, ей даже хотелось, чтобы Деррик тоже был наделен ими.

И было в Джошуа кое-что еще; в семнадцать лет Кайя уже чувствовала ауру чистой мужественности с большой примесью сексуальной привлекательности. Тогда, как и сейчас, его мужское начало взывало к ней на каком-то первобытном уровне, и тогда, как и сейчас, оно тревожило ее и заставляло быть настороже. Опасность, которая исходила от него, возбуждала ее и заставляла кровь быстрее бежать по жилам.

Джошуа начал засовывать фотографию в папку.

– Можно я от… – Кайя в ужасе умолкла. Она едва не проговорилась, что хочет отдать фотографию своей дочери. Дочери Деррика. Храня тайну все эти годы, она едва не выдала ее. – Можно я возьму ее?

– Для чего? Что ты сделала с теми фотографиями, которые у тебя были? Разорвала их, стремясь уничтожить память о мужчине, который настолько обожал тебя, что твой уход убил его?