Джина Айкин: Частное расследование

Прекрасные и мучительные сны, в которых Нэш возвращался к ней и был таким близким и таким живым, сменялись уже абсолютно мучительными часами бессонницы. Долгими часами беспощадной реальности, в которой уже не было Нэша, его взгляда, его смеха, его запаха… Было только безнадежное и беспредельное одиночество, никому не нужное жаркое тело, запутавшееся в смятых простынях, и мокрая от слез подушка.

Сколько таких ночей еще предстоит провести глупой, высокомерной Сэнди?

Иногда она уставала проклинать себя, прокручивать в памяти тот роковой день, когда Нэш ушел от нее, а она даже не попыталась его остановить, объяснить, как он ей дорог. Тогда Сэнди начинала мечтать о том, что еще не все потеряно. Надеяться, что и Нэш до сих пор думает о ней такими же бессонными ночами, что им сняться одни и те же сны, в которых они снова вместе и им хорошо…

Она представляла, как он звонит ей и говорит что-то ласковое и обнадеживающее… Стыдно признаться, но в такие моменты Сэнди без всякого сожаления расставалась с чувством юмора и тонким вкусом и радостно соглашалась на самую банальную из всех банальных фраз, растиражированную в миллионах любовных романов:

Я НЕ МОГУ БЕЗ ТЕБЯ!

Иногда ей даже чудился этот желанный звонок, и она срывалась с постели, бежала к телефону, хватала трубку и в оцепенении слушала издевательские гудки.

Даже и потом, поняв, что звонок был иллюзией, она не бросала трубку в сердцах, а заискивающе гладила ее, заклиная далекого и недосягаемого Нэша:

— Позвони мне, позвони…

Бедная неопытная Сэнди, она не знала, что это единственное в мире заклинание, которое никогда не срабатывает…

Сегодня глупые надежды Сэнди разлетелись, словно одуванчиковый пух от порыва холодного ветра. Разбились вдребезги, как разбиваются только любимые чашки — так, что не склеишь.

Нэш любит другую. Он женится. На девушке по имени Розамунда Бриллинг…

Розамунда Бриллинг…

Сэнди решительно села, откинув мокрую подушку. Нэш не мог жениться на девушке с таким именем. Нэш вообще не мог жениться ни на ком, кроме нее, Сэнди Хоук.

Что там бормотал этот зануда Ролли? Насчет Лучших Сапожников?

Нэш с отвращением отшвырнул от себя журнал «Стар». На что только не идут эти бессовестные репортеры, чтобы заполнить колонки «светской хроники». Хроники?! Светских сплетен! Это же надо, додумались поженить его с этой курицей Розамундой.

Да он никогда в жизни не женился бы на девушке с таким именем, будь она даже единственной свободной невестой в мире, мультимиллионершей и дочерью короля… Он вообще ни на ком бы не женился, кроме… Черт! Хватит об этом!

Нэш взял новый каталог модной обуви, и начал старательно его изучать, но сквозь глянцевое изображение шикарных туфель неожиданно проступило видение — абсолютно реальные ножки, в абсолютно реальных туфельках, не очень уж модных, со сбитым носком…

Что за ночь! Дышать нечем!

Нэш Оуэн в раздражении отшвырнул каталог модной обуви, выключил ночник и натянул на плечи легкое одеяло.

Луна заливала комнату волной белого света, открытая балконная дверь пропускала ровно столько воздуха, чтобы нельзя было задохнуться… Лунная ночь, созданная специально для влюбленных… Так, кажется, принято выражаться в любовных романах?

Нэш мрачно усмехнулся во тьму. Дежа вю, вот как это называется…

Два месяца он потратил на то, чтобы прийти в себя — и ему это удалось. Кажется. Только вот внутри осталось странное саднящее чувство.

Как будто он что-то потерял, какую-то маленькую и не слишком ценную, однако крайне необходимую вещь. Утомительное чувство, особенно из-за того, что прекрасно понимаешь причины его возникновения.

Какая-то тень промелькнула за занавесками на балконе. Случайное облачко, прикрывшее луну? Местное привидение?

Нэш скептически ухмыльнулся во тьму и повернулся на бок, решительно взбив подушку. Привидений не бывает.

Что-то нырнуло к нему под одеяло. Что-то прижалось к нему. Нэш окаменел.

Это «что-то» несомненно было женщиной. Горячее, нежное тело прижималось к Нэшу Оуэну, а тонкая ручка обвила его талию. Да, небольшое уточнение: тело было абсолютно нагим.

Аромат персика и лаванды коснулся его ноздрей…

Он обернулся так резко, что закружилась голова. Потом не было ничего, только поцелуи и объятия, объятия и поцелуи… И когда тела любовников вынесло на песок вечности волной нежности, когда мир обрел прежние границы, а ангелы на небесах угомонились окончательно, Нэш простонал сквозь судорожно сжатые зубы: