Александр Ермак: Записки озабоченного (Гормональный репортаж)

— Ты хочешь ко мне…

Но у меня, у меня… У меня всего лишь однокомнатная малогабаритная квартира. И дело даже не в размере, а в том, что в ней никто не убирался с тех пор, как ушла Зойка. Там жуткая пылища. Там по углам и по креслам раскиданы грязные носки, рубашки, штаны и еще хрен знает что. Телевизор заплеван виноградными косточками. А кухня завалена заплесневевшими тарелками и сковородками, яичной скорлупой, сигаретными бычками в томате, оставшемся в консервных банках. А в ванной мутные брызги и потеки сверху донизу… Привести туда Мерлин?

— Я не могу… Это ужасно… Ты не представляешь, что это такое — берлога одинокого мужчины…

Но Мерлин закусила губку:

— Но я хочу, хочу «рашн экзотик». Зачем я летела сюда? Я хочу делать это в русской берлоге, с русским медведем…

Крыть было нечем:

— Хорошо. «Лет ит би…» Пусть будет так…

И мы обнялись и поцеловались. Я опустил руку. На грудь Мерлин. И тут же рядом взвизгнула тормозами машина:

— Куда вас?

— В Кунцево.

Авто рвануло с места. А я рванул что-то на Мерлин, прорываясь вглубь к теплому, к мягкому и упругому.

За минуты, которые мы мчались по затемненной Москве, я истискал ее сверху донизу, вдоль и поперек. Да и Мерлин не отставала — засунула мне руку в ширинку. Я аж застонал сквозь наши стиснутые губы. А шофер тут же тихо ржал.

Снизу пошло такое тепло, что я испугался опередить события, и отстранил ее:

— Подожди, Мерлин, не торопись.

Она сделала изумленные глазки:

— Но я хочу, хочу тебя.

— Здесь? — вздрогнул я.

Мерлин подтвердила:

— Да, здесь. Здесь, здесь…

— Полсотни баксов, — осклабился таксист, — не вопрос.

За Мерлин не жалко полсотни. Но заниматься любимым делом у этого типа на глазах, зыркающих на нас в зеркало заднего вида?

Я вгляделся в темноту улицы и облегчено вздохнул, увидев знакомый забор:

— Но мы уже подъезжаем, Мерлин.

Я внес ее благоухающую «Шанелью» в наш заплеванный и зассанный лифт. Чтобы она не промочила свое белое платье в зловонной слякоти, поднял повыше. На уровень трех букв, искусно выгравированных местным художником.

Ее локоны щекотали мою шею. Лифт тронулся. Быстрей, быстрей, а то ей приспичит прямо здесь, в зловонной клетке.

Мы вломились в квартиру. Я опустил Мерлин на пол. Она, видимо обезумившая от подъездных запахов, тут же ринулась к окну. Распахнула его. Наглый теплый весенний ветер рванул к ней под платье. Белое одеяние вздулось, раскрылось парашютом, обнажив ее ножки и трусики.

Я не дал платью опуститься. Без всяких причудливых прелюдий схватил и бросил Мерлин в свою несвежую постель.

— Лучше поздно, чем никогда, — сказала она без акцента, закатывая глаза и выгибая спину.

Я замер и вгляделся в лицо. Черт, это была не Мерлин — Рыжая…

Я проснулся. Несмотря на то, что в комнате было темно. Мне показалось, что Мерлин смотрит на меня со стены с укором. Снова заснул.

Рыжее солнце ударило в глаза и разбудило. Встал, не глядя в сторону портрета. Умылся. Позавтракал. Аккуратно оделся. Начистил туфли. Как будто в театр собрался, а не в магазин.

И она определенно тоже готовилась к «шопингу». Пришла в то же самое время. И одета, кажется, в этот раз как-то неуловимо особенно.

— Здравствуйте.

— Здравствуйте.

Опять купила кучу овощей. Позволила донести сумки до подъезда. Тяжеленные. Но, как говорит Казимир, "Назвался Гераклом, полезай в упряжь!.

В этот раз мы шли молча. Я удивлялся себе. Вот ведь, за последние недели соприкасался с таким безумным количеством женщин, а рядом с этой — на тебе робею. Как пацан в начальный период полового созревания.

Да: иду — молчу. И даже голову в ее сторону почему-то боюсь повернуть. Только глаза кошу. На ее лицо. На грудь. На ноги.

А она похоже вовсю разглядывает меня. До самого ее подъезда.

Прощаясь, спросил:

— А вы в другие магазины ходите?

Она кивнула:

— Конечно.

Я как-то очень серьезно поинтересовался:

— В какие и когда?

Она также серьезно рассказала:

— По… вторникам и четвергам после работы захожу в молочный. Хлеб покупаю как получится… А по субботам…

— В овощной.

— Да…

Мы пожали друг другу руки. Как школьники, которые еще никогда в жизни не обнимались, не целовались. Дела…

Нет, она, конечно, красивая. Но у меня были женщины и покрасивее. Но эта, эта какая-то… Какая?..

Простая? Да. Умная? Определенно. Раскрепощенная? Похоже. Самостоятельная? Да. Внимательная? Определенно. Игривая? Похоже… Заходя в подъезд, Рыжая обернулась и как-то так озорно на меня глянула…