Джейн Арбор - Очарование страсти

«Последний раз… Последний раз». Эти слова Лин мысленно повторяла целый день. Иногда с облегчением; время от времени с ощущением захватывающей радости при мысли о начале новой жизни рядом с Перри; но чаще с беспокойным чувством сожаления: с каждым «последним разом» навсегда затворялась еще одна дверь, скрывающая знакомые вещи, места, людей.

Два дня назад Лин в последний раз вызвали к начальнице сестринского корпуса. Ее суровое лицо, обрамленное волосами стального цвета и белоснежной оборкой чепца, потеплело в улыбке, когда она пожелала Лин счастья и сказала, как будет недоставать ее в больнице, и особенно в отделении.

У Лин промелькнула несправедливая мысль: это она только сейчас такая добрая. Как может большая больница вроде Бродфилдской почувствовать ее отсутствие — одной из десятка младших сестер, крохотного зубчика в колесе, которое так же будет вращаться и без нее? И внезапно устыдилась своих мыслей, чувствуя, что проницательная старая женщина читает их.

Начальница все так же ровно говорила:

— Нам вечно не хватает кадров, и безусловно, мы остро чувствуем уход каждой сестры, каковы бы ни были его причины. Стоит ли говорить вам об этом, сестра Эсолл… Но что касается вас, для Бродфилда это в самом деле потеря, и мне хочется, чтобы вы это знали, уходя от нас.

Лин пробормотала в ответ слова благодарности, а начальница продолжала:

— Я сама прошла через все это и понимаю, как часто работа бывает неблагодарной, поэтому иногда трудно поверить, что твои старания могут быть замечены на фоне остальных. Но старшие сестры и даже начальницы, — в уголке рта у нее появился намек на улыбку, — все-таки не слепые, и, когда больница теряет сестру, о которой известно, что она всегда ставит работу превыше своих личных интересов, — нельзя не пожалеть о ней, хотя за нее, казалось бы, надо радоваться.

У Лин что-то сжалось в горле, и она ничего не ответила. Начальница почувствовала ее состояние. Она больше ничего не сказала, повернулась к шкафчику красного дерева и достала серебряный поднос, бутылку шерри, бокалы и вазу с печеньем.

Печенье и шерри в кабинете начальницы. Таков был официальный традиционный ритуал прощания с каждой сотрудницей, уходящей с работы в связи с замужеством. Это была церемония, которой боялись или с удовольствием ждали — смотря по степени самообладания. Об этих приемах немало рассказывали и шутили в комнате отдыха сестер. И вдруг Лин почувствовала, что для нее все совсем по-другому. Это был символ всего того, чем стал для нее Бродфилд, — надежность, дружба, любимая работа. И даже родной дом, которого у нее больше нигде было. Печенье и шерри в кабинете начальницы означали конец всему, и горечь сожаления стала почти невыносимой, даже на фоне счастья.

Начальница, медленно отпивая шерри, ласково говорила ей о будущем замужестве, расспрашивала о «вашем мистере Гарстоне»: как долго они знакомы и когда она ждет его в Англию для свадьбы.

— Мы обручены уже около полутора лет, — ответила Лин. — Но мой жених весь этот год был за границей, и мы не виделись.

— У него ни разу не было отпуска? — спросила начальница.

— Был. Но один раз ему пришлось съездить в Австрию к родным, а еще несколько дней он использовал для поездки в Шотландию, где у него живет отец-инвалид. Но сейчас он уже в Англии.

— И наверное, ему не терпится скорее увидеться с вами?

— Надеюсь, — счастливо улыбнулась Лин.

Начальница пошутила, что она всегда теряет лучшие кадры, принося их на алтарь семейной жизни, сказала, что сама подозревает: тут дело не в простом совпадении, и простилась с Лин. Дверь кабинета — внушающая такой же страх и уважение, как дверь суда, — закрылась за ней в последний раз.

И после этого было еще много всего последнего. Конец ее обычным обязанностям — она в последний раз подала ужин своим больным, последний раз проверила белье в кладовке, сделала последний обход палаты.

И потом — прощания: с санитарами, поварами, садовниками и, наконец, с сестрами.

Этого она боялась, но все оказалось замечательно: непринужденный маленький праздник в ее честь, который, по американскому обычаю, назывался у них «прощальный душ», потому что, согласно ритуалу, уходящую подругу осыпали сверточками с подарками.

У них было правило: ни один подарок не должен стоить дороже пяти шиллингов, — было ли это рукоделие или какая-нибудь вещица, купленная в магазине. Из-за этого прибегали ко всяким ухищрениям и к невинному обману. У Лин все происходило так же, как у всех.