О дьявол! Меньше всего ему хотелось сейчас ссориться с Джо Франклином.
— Не особенно, — произнес Люк, пытаясь быть вежливым.
Джо смотрел не мигая:
— Вы что, вообще не представляете, что сделали с Оливией?
Люк нахмурился и покачал головой:
— Насколько я знаю, я ничего с ней не делал. Эта честь принадлежит отцу ее ребенка.
— Не прикидывайтесь идиотом, — фыркнул Джо, — вы должны понимать…
Он запнулся. Звук, который он издал, был чем-то средним между ворчанием и стоном. И тут же принялся пристально разглядывать свои туфли.
— Должен знать что? — Люк помрачнел еще больше.
— Не важно. Спросите у Оливии, — сказал Джо и отвернулся, отвечая на приветствие одного из гостей.
Люк уставился на затылок Джо. Неужели все, включая его самого, сошли с ума? Лучше убраться подальше, пока не начались неприятности.
Пять минут спустя он сидел в своем новеньком «корвете» и перебирал в уме события вечера. Что-то с ним случилось. Как будто он потерял что-то важное, потерял навсегда.
Где-то неподалеку раздался смех, мелькнуло красное платье. Обернувшись, Люк заметил мужчину, страстно обнимавшего какую-то девицу.
Оливия всегда выбирала красный цвет, когда хотела соблазнить его. И это всегда действовало. О Господи, как действовало! Он вспомнил ее бедра, обвивающие его ноги — теплые, шелковистые, нежные… На пике удовольствия она всегда выкрикивала его имя.
Люк стиснул руль и громко застонал:
— Черт побери, Оливия, почему?..
Он услышал свой голос и резко выпрямился.
Что там сказал Джо? Доволен ли он собой? Что он сделал с Оливией? Он ничего не делал. Она…
Погоди-ка. Минутку. Джо начал говорить, что он должен знать… должен знать что? И вдруг воспоминание, сначала расплывчатое, потом все более четкое, возникло перед его внутренним взором.
Оливия действительно не сказала, что он отец ребенка, и пыталась дать понять, что это кто-то другой. Но уже уходя, она остановилась и обернулась, и было что-то такое в ее взгляде — тень сомнения, колебания, как будто между ними еще оставалась недоговоренность. Она выглядела такой печальной в тот момент, и он отчаянно хотел подойти к ней… Но вместо этого помахал рукой, прощаясь. Сейчас он вспомнил это очень отчетливо. Ее плечи сразу же опустились, она кивнула, словно приняв какое-то решение, и поспешила к выходу. Он еще удивился, что женщина в ее положении так быстро двигается…
— Ты идиот, Харриман! — воскликнул Люк. — Первоклассный, непревзойденный тупица.
Он стукнул кулаком по приборной панели, закинул голову назад и издал звук, который должен был изображать смех, но напоминал скорее тоскливый вой.
В семь утра Люк, небритый, уставший, в мятой футболке и джинсах, стоял у входа в «Кедры» и требовательно жал на кнопку звонка.
Какой-то звук донесся из глубины дома, затем его внимательно рассмотрели сквозь дверной глазок, и только потом замок щелкнул и дверь медленно приоткрылась.
Миссис Кавендиш, вся в черном, смотрела на него с неприязнью.
— Доброе утро. Я хотел бы видеть Оливию, — сказал Люк.
— Ее здесь нет, мистер Харриман.
— Она… Тогда мистера Франклина. Я хотел бы поговорить с ним. Пожалуйста.
— Мистер Франклин в больнице, — сдержанно произнесла экономка.
— В больнице? — Сердце Люка оборвалось. — Оливия?
— Естественно.
Люк похолодел, но заставил себя собраться.
— В какой больнице?
Несколько секунд спустя он рванул машину с места.
Пропуская на одном из перекрестков машину «скорой помощи», Люк поймал себя на мысли, что лишь однажды летел в больницу с таким же чувством. В тот раз это касалось Розмари. Теперь это была Оливия, которая наверняка сейчас рожала его ребенка. Он должен быть с ней… Преждевременные роды могут быть опасны.
— Господи, — молился он, — помоги ей, Господи! Спаси и сохрани… — И Люк вдавил педаль газа до упора, не обращая внимания на возмущенные сигналы водителей вокруг. — Только бы не опоздать, — молился он Богу, о существовании которого не задумывался много лет, — Господи, пусть все закончится хорошо, и, клянусь, я все исправлю!
Это из-за него она попала в больницу. Он не знал, не верил, что ребенок может быть от него. Но должен был знать. Она давным-давно сказала ему, что изменилась, и доказательство этого — ее преданность Хоупвиллу — было очевидно для всех.
Но самым ярким доказательством, которое он не мог отрицать, было то, что она оставила его ребенка. Прежняя Оливия подумала бы в первую очередь о собственных интересах.
Читать дальше