Дэй Леклер - На балу грёз

Раф подошел к комоду и, выдвигая ящик за ящиком, нашел шелковую кружевную рубашку. Облокотившись на кровать, он осторожно перекатил Эллу на себя. Ее ресницы затрепетали, вздох, и она прижалась к его груди.

Впитывая тепло и душистый запах ее кожи, Раф замер, потом распустил поясок и стянул халатик. Элла была так же прекрасна, как ему помнилось: полные груди, тонкий стан, кожа — нежнее лебяжьего пуха. Превозмогая растущую боль в паху, он пропустил ночную рубашку через ее голову, уже продел руки в проймы, и тут веки Эллы дрогнули, и она заморгала.

— С добрым утром. — Девушка широко зевнула.

— Buenas noches [33] Доброй ночи (исп.). , amada . — К счастью, лимонно-желтый шелк скользнул вниз, закрыв от него то, что сводило с ума.

— Покупатели ушли? — спросонья спросила Элла.

— Давно.

— Как им понравилось, что твоя жена работает в поле?

— Были заинтригованы. Интересовались, не заставляю ли я тебя работать, чтобы добиться послушания.

— Блестящее объяснение. — Элла рассмеялась низким, грудным, необычайно волнующим смехом. — Ты ухватился за него?

— Нет, как бы мне это ни льстило.

— Что ты им сказал? — полюбопытствовала она.

— Правду.

— И как это восприняли?

— Без восторга. Кому понравятся забастовки! — Раф устроил Эллу на коленях так, чтобы ее голове было удобно. — Потребовали от меня нанять для уборки урожая поденщиков из Никарагуа.

— Ты согласился? — Элла вскинула на Рафа встревоженные золотистые глаза.

— Нет. Милагрские крестьяне издавна собирают кофе в поместье «Esperanto», и, пока я хозяин la finca , так тому и быть.

— И сколько еще ты намерен быть хозяином?

— Трудно сказать. — Он пожал плечами. — Но жителей Милагро я в обиду не дам.

— Рада слышать. — Элла, не удержавшись, зевнула. — Пора одеваться к ужину.

— Одеваться? А я только что тебя раздел.

Элла осмотрела себя. Ночная рубашка явно ее озадачила. Облизнув сухие со сна губы, она взглянула на Рафа.

— Ты раздел?

— Думаешь, — Раф обвел ее откровенным взглядом, — это удовольствие я уступлю кому-нибудь еще?

— А ужин?

— Челита принесет что-нибудь на подносе.

— Лучше я спущусь, — возразила она.

— Не стоит. А то уснешь прямо за столом. — Но…

— Ты и завтра пойдешь в поле? — Элла упрямо кивнула, и Раф, откинув покрывало, переложил ее под простыни. — Тогда дай себе отдых. Утром не забудь хорошенько укрыться от солнца. В эту пору легко сгореть. Крем, если нужен, спроси у Челиты, когда принесет поесть.

Элла остервенело взбила подушку.

— Почему я чувствую себя как капризный ребенок, которого укладывают спать пораньше?

— Понятия не имею, — сказал он бесстрастно, — а ты?

— Нет, — буркнула она и опять свернулась калачиком. Ее веки закрылись сами собой.

Раф убрал прядь с ее щеки и легонько коснулся губами виска.

— Спи сладко, amada, — прошептал он. — Мечтай обо мне.

Когда Раф вышел, Элла уже спала. С хмурым видом он направился на кухню. Нужно срочно найти выход из этого тупика, иначе от La Estrella останутся кожа да кости. Он раздраженно вздохнул, не желая признавать неизбежного.

Пришло время серьезно поговорить с Мануэлем.

Наутро Элла с трудом заставила себя встать и сразу, пока не нашла отговорки, поплелась на плантацию. Тело ломило. Каждый мускул отзывался болью. Кто бы мог подумать, что собирать кофе — такой нелегкий труд. Но отступиться из-за предательски ноющих мускулов — никогда. И раз взялась за это чудо, она доведет его до конца. Крестьяне уже ждали ее на краю поля. Стоило Элле сорвать первую ягоду, как они немедля последовали ее примеру. Но не прошло и пяти минут, как пробежавший заговорщический шепот возвестил, что прибыл Раф.

Элла обернулась с беспечной улыбкой, молясь, чтобы следы усталости не слишком бросались в глаза. Ее мольбы не были услышаны. Лицо Рафа стало чернее тучи.

— Ты страшна как смерть, amada .

— И тебя с добрым утром.

— Предупреждаю сразу, — Раф навис над ней, — все кончено. — И громко объявил: — Я увожу свою жену.

Элла и рта не успела открыть, как явился знакомый складной нож. Блеснуло лезвие. Завязки опали. Лукошко вывернулось и полетело вниз. Ягоды посыпались в грязь.

— Раф! — завопила она, когда он взвалил ее на спину и, встряхивая, как мешок картошки, обменялся с крестьянами испанскими фразами. Ну и ну: в ответ ему грянули возгласы одобрения.

Элла извивалась в его руках. Ее шляпа, зацепившись за ближнюю ветку, съехала набекрень, и волосы каскадом обрушились на лицо, закрывая весь обзор. На руках, упираясь в его каменную спину, Элла кое-как пыталась выпрямиться.