Дэй Леклер: На балу грёз

— Кто знает, как относился бы я к этим балам, если бы не тот случай пять лет назад. Но прислать тебе приглашение опять!.. — Испанский акцент — отголосок детства и верный признак бурных переживаний — коверкал слова. — Такая наглость! — Титаническим усилием Раф усмирил душивший его гнев и выдохнул: — Такое не прощают.

— Пойми, я сама хотела пойти на бал. Я подумала…

— …там будет этот! — Раф стиснул зубы.

Шейн умолкла. Слышались лишь сдавленные всхлипы.

— Ах, pobrecita hermanita[1] Бедная сестренка (исп.). , — прошептал Раф. — Ты разрываешь мне сердце! Все отдам, лишь бы облегчить твою боль. — Раф на несколько секунд закрыл глаза. Твердая решимость овладела им. — Так и будет. Стереть с лица земли семейку Монтегю с их «Золушкиными балами», этим романтическим искусом для таких, как ты, дурочек, и точка.

— Раф, пожалуйста, — в голосе Шейн было такое страдание, что чувство вины, вот уже пять лет камнем лежавшее на сердце Рафа, стало еще тяжелей, — не надо.

— Я должен, — ответил он. — Сколько еще им можно играть жизнями доверчивых людей, посулами любви и неземного счастья, выуживая у них деньги? И что взамен — лишь горечь разочарования?!

— Не они виноваты! Я! Ну как убедить тебя?

— Никак, Шейн. Просто потому, что я виноват больше всех.

— Ты?!

— Ты очень долго была совсем одна. Когда ты вернулась домой, я поклялся, что стану тебе защитой и опорой. — Рот Рафа скривился. — И не сдержал клятвы. Прошлого не воротишь, но повторения не будет!

Шейн силилась не заплакать.

— Подожди, — только и смогла она сказать, — ты не понимаешь…

— Понимаю, mi pichon[2] Моя голубка (исп.). , — заговорил он ласково, — ты даже не представляешь, сколько я всего понимаю, — и, положив трубку, вновь уставился на конверт, а потом выудил оттуда «Пригласительный билет». — Клянусь, Шейн, — прохрипел Раф, — они попомнят меня.

Особняк семьи Монтегю, «Золушкин бал», штат Невада

Как снежный барс издалека чует близкую добычу, так и Раф ощутил присутствие Эллы задолго до того, как увидел ее. Его тело напряглось, руки невольно сжались в кулаки — он приближался к девушке.

И вдруг увидел ее в толпе: блестящие черные волосы, белая кожа, сияние золотистого наряда.

Нервный озноб пробежал по телу Рафа, сравнимый по силе лишь с требовательным зовом плоти хищного зверя по весне. Потребность догнать схватить и овладеть! Какой издевкой показалась Рафу уверенность, что за пять лет он стал к ней равнодушен. Можно отвергать умом, горько подумалось ему, но желать телом.

Воспоминания, так долго загоняемые вглубь, вырвались наружу и воспламенили злобу — в первую очередь на самого себя. Dios[3] Господи! (исп.). ! От нее глаз не оторвать! Самая желанная еще пять лет назад, Элла теперь обрела красоту, которая просто ослепляла.

Он сделал шаг назад — пропустил несколько новоприбывших гостей — и опять вернулся к своим размышлениям. Его мучит банальная похоть — не иначе. Чистейшей воды физиология. Естественно: любой мужчина, в чьих жилах кровь, а не вода, поймет его при взгляде на эту женщину. Было бы странно, если бы у него не возникло желания схватить Эллу, соблазнить, слиться с ней в древнейшем танце. Но глупо не признать: эта непреодолимая тяга может испортить ему всю обедню. Еще о чем-то страстно мечтать — после того, что она сделала, после того, как он уготовил ей достойное возмездие!..

Мысли Рафа вернулись в привычное русло — покарать и покорить. Его холодные серые глаза пристально следили за Эллой, ум тем временем просчитывал варианты. Все выгорит, если она осталась прежней.

Элла давно потеряла счет времени, но от сознания, что драгоценные минуты уходят, ее лихорадило: вот бы отделаться от своих обязанностей и отправиться навстречу судьбе. А вместо этого приходилось расточать улыбки, приветствовать гостей и собирать золотые прямоугольники — пригласительные билеты на бал. В выложенной бархатом корзиночке в ее руках уже выросла целая горка мечтаний и грез. И всякий раз, когда раздавалось мелодичное «дзиньк», Элла загадывала: пусть он или она найдет то, что ищет сердце.

Она улыбнулась очередному гостю — высокому красавцу с карими грустными глазами.

— Меня зовут Джона Александр. Тут у меня загвоздка…

Он объяснял, в чем дело, как вдруг что-то заставило Эллу взглянуть поверх его плеча… и наткнуться на пристальный взгляд.

— Здравствуй, Элла. — Приветствие мирное, но глаза угрожающе потемнели.