Владислав Егоров: Букет красных роз

— Купляйте, мужчина, симачки. Тильки шо пожарила.

«Хохлушка, — определил по говору Сын полка. — Приехала подзаработать, да на семечках-то у нас бизнес не шибко сделаешь».

На деревянном ящике из-под яблок лежал ее немудреный товар — два мешочка с семечками. Один, довольно вместительный — с черными, подсолнуховыми, другой, не больше, чем дочкин для галош, когда в младшие классы ходила, — с белыми, тыквенными. Сын полка оторопел — отродясь в городе никто такими не торговал. И вспомнилось давнее, из детства, их название:

— Почем, тетка, гарбузовые? — И руку протянул, чтобы пробу снять.

Неожиданно Зыкина рывком поднялась с табуретки, шлепнула его по руке, с укоризной выговорила товарке:

— Ты, Надежда Прокоповна, таких не больно привечай. Видишь — бомж! Они только и норовят напробоваться. В кармане же ни шиша.

Сын полка давно уже отучился обижаться на обидные слова в свой адрес, но тут почему-то взыграло самолюбие. Он молча полез в карман, вынул всю мелочь, рассыпал ее на ладони, повторил с нажимом:

— Почем, спрашиваю, стакан тыквенных?

Хохлушка вопросительно посмотрела на Зыкину и, видно, увидев, что взор той при виде денег смягчился, ответила торопливо:

— Який побильше — пьять рублей, а маленький — три.

И снова он, будто в детство вернулся.

— А ты, тетка, с Украины что ли? Не с Черниговской ли области?

— Ой! — искренне обрадовалась торговка. — С Черниговской. Станция Мена. Мабудь, чули про таку?

— А як же! — во весь рот заулыбался Сын полка, довольный тем, что уже сколько лет прошло, а вот не забылись украинские слова. — У меня батько с Сосницкого района, как раз в Мене пересадка с поезда на автобус. Получается, земляки мы.

— Поздравляю, Надежда Прокоповна! — ехидно пропела Зыкина. — Хороший землячок у тебя объявился. Смотри только, чтоб он вшей тебе тут не напустил.

Сын полка собрался было хорошим матюгом отправить Зыкину куда подальше, но прикусил язык. Не захотелось совсем уж ронять себя в глазах новоявленной землячки, женщины, кажется, доброй и негордой. Он протянул к ней ладонь с мелочью, сказал солидно:

— Отсыпь для начала на два рубля. Понравятся, тогда уж в другой раз целый стакан куплю.

— Держи карман шире! — не удержалась от насмешки Зыкина, с любопытством наблюдая, как Надежда Прокоповна аккуратно, по монетке, называя вслух стоимость каждой, отсчитывает сумму, на которую решился раскошелиться бомж.

Хохлушка зачерпнула семечек почти до краев маленького стакана, но отсыпать явный лишек не стала, сказала, улыбнувшись:

— Вы перший, кто у мене гарбузовые бере. Лузгайте на здоровье!

От этих приветливых слов, от ясного доброго взгляда встал в горле Сына полка комок, будто хватанул он хороший глоток подпольной водяры, что по божеской цене отпускает алкашам сердобольный Руслан. Даже «спасиба» не смог выговорить, кивнул только и поспешил уйти.

Но направился Сын полка не к постоянному месту встреч собутыльников под старой раскидистой березой на крутом берегу Верхней речки, а завернул в скверик у бывшего Дома пионеров, и там, устроившись на дальней, скрытой от взглядов уличных прохожих скамейке, принялся не спеша лузгать семечки, сплевывая шелуху в ладонь, а потом аккуратно стряхивая ее в притулившуюся к скамейке большую мусорную урну. Он сразу почувствовал, что семечки имеют солоноватый привкус, и списал было это на похмелье, а когда понял, в чем тут причина, чуть не разнюнился. Вот точно так же с сольцой жарила тыквенные семечки тетя Дуня, отцова сестра, у которой гостевал он на летних каникулах после восьмого класса.

Почему-то на сборы он тогда не поехал, сейчас уж не припомнит, то ли заболел, то ли с тренером был конфликт, только мать (отец к тому времени уже умер), опасаясь, что сын от безделья свяжется с дурной компанией, списалась с золовкой и попросила ее принять на лето племянничка. И оговорила условие, чтоб его не баловали, а наоборот заставляли помогать по хозяйству или, если возникнет такая надобность, пусть и на колхозных работах потрудится, не смотрите, де, что Коля маленького росточка и худой, просто он занимается боксом и ему нельзя набавлять лишнего веса, а мускулы у него крепкие.

То лето вспомнилось ему теперь, как самое счастливое время в жизни. Конечно, и потом были радостные события. Когда стал чемпионом области в наилегчайшем весе, когда мастера спорта получил, когда свадьбу с Лидией сыграли, когда, наконец, Маринка родилась. Но все это были мгновенья, минуты, часы, пусть даже дни, а там в Ольшанах счастье длилось целое лето. Он и в школу опоздал почти на неделю, так не хотелось уезжать. Притворился больным и кашлял старательно, и добрая душа тетя Дуня поверила и отпаивала его горячим молоком с медом, а дядя Грицько незлобиво посмеивался: «Ой, жинка, дурачит тебя хлопец! Ему не меда, а лозины треба!».