Сьюзен Барри - Королевский пурпур

— Вечером выпьем за будущее, — сообщила она Люси. — За ваше будущее и за будущее Серонии! О моем будущем беспокоиться не станем, ведь в день рождения мне стукнет восемьдесят восемь, а это на восемнадцать лет больше библейского срока, и что меня теперь ждет, значения уже не имеет.

Люси не стала передавать графине совет насчет Серонии, который дал незнакомец, доставивший ее утром домой на такси. Она полагала, что графиня вольна поступать со своей собственностью, как считает нужным, и если ей нравится помогать развитию событий в Серонии или по крайней мере верить, что она этому помогает, то это ее личное дело, и в советах посторонних она не нуждается.

Люси немного удивило то, как графиня отнеслась к оказавшейся в ее руках огромной сумме денег. Такое ее поведение позволяло надеяться, что в ближайший период они заживут без долгов. Пересчитав все до одного банкнота, графиня вызвала к себе Августину, а деньги заперла в ящике стола. Она сидела в кресле сияющая и, видимо, очень довольная и объявила, что есть еще несколько колец и прочих мелких вещиц, с которыми тоже можно расстаться, и она пригласит мистера Холлидея к себе и не станет поручать Люси вести переговоры вместо нее. Она явно переполошилась, когда Люси рассказала ей о своем утреннем приключении и о вульгарном человеке в кричащем костюме. У девушки хватило ума не слишком расписывать страшные детали происшедшего, и только Августина догадалась, что Люси смягчает подробности случившегося, и принялась громко хвалить неизвестного спасителя, рассказ о котором графиня, казалось, пропустила мимо ушей.

— И вы говорите, что он довез вас на такси до самого дома? Какая жалость, что вам не удалось уговорить его зайти и выслушать благодарность ее светлости! Ведь ее светлость, конечно, поблагодарила бы его.

— Он не хотел никакой благодарности, — спокойно ответила Люси.

И тут она вспомнила, — и сейчас это показалось ей странным, — что, перед тем как произнести свои последние слова («До свидания, мадемуазель!»), темноглазый незнакомец попросил ее передать его привет ее высочеству.

«Ее высочеству»? Откуда он знает, что графиня Ардратская имеет право на обращение — «высочество»?

Ужин в тот вечер явился достойным завершением дня, а может быть, Люси это только показалось. Столовая в их квартире выглядела довольно мрачно, как и мебель, безобразнее которой Люси видеть не приходилось. Здесь стоял огромный шифоньер красного дерева с треснувшим зеркалом и старомодный круглый стол. Когда им не пользовались, его покрывала пыльная скатерть с бахромой. Но сегодня Августина из кожи вон лезла, чтобы придать столовой праздничный вид. Она украсила портреты родителей графини — последних короля и королевы Серонии — воланами из пурпурного бархата, а в центр обеденного стола водрузила вазу с довольно чахлыми желтыми нарциссами. Стол она застелила скатертью из тяжелого белого камчатного полотна, а ножи и вилки начистила до блеска. Возле каждого прибора лежали кружевные салфетки в серебряных кольцах.

Были извлечены небольшие чаши для ополаскивания пальцев — изящные хрупкие сосуды венецианского стекла. Шампанское поместили в серебряную чашу, заполненную льдом, и до той самой минуты, когда его наконец откупорили, Августина все время проверяла, не растаяли ли кубики льда. В комнате, как всегда, был избыток тепла — графиня не выносила средней температуры, так что Августина то и дело спускалась в кухню за свежим льдом, пока графиня не приказала ей откупорить бутылку.

Тут графиня подняла бокал и произнесла тост:

— За будущее! — И в глазах ее появилось мечтательное выражение. — И за моего единственного внука Станислава! Он далеко от нас, в Америке, я никогда его не видела, но надеюсь увидеть еще при жизни, а не лежа в гробу.

Люси всегда хотелось узнать что-нибудь о семье графини, а теперь выяснилось, что у нее есть внук. Шампанское развязало графине язык, и она призналась:

— Это ведь он выплачивает мне содержание. Не очень большое, но ведь многие вообще не стали бы беспокоиться о такой старухе, как я, а он продолжает делать то, что начал его отец. Мой сын Борис в результате какой-то выгодной сделки получил значительное состояние, и теперь его семья живет в Америке.

— Меня удивляет, что они не послали за вами, мадам, — не удержавшись, заметила Люси.

У графини сверкнули глаза, словно оказалась задетой ее гордость.

— С чего вдруг? — резко ответила она. — Для них я была бы обузой. У них своя жизнь, а у меня… своя. Все было бы иначе, будь жив мой сын. Но он умер. Несколько лет назад он погиб в какой-то катастрофе на дороге.