Бетти Нилс: В огне страсти

Макс ван Остервельд встал, явно не подозревая, что Софи с интересом наблюдает за ним.

— Да, это очень странно, — сухо согласился он. — Я полагаю, однако, прошло лет десять, а то и более, между этими вашими благими услугами.

— Какое это имеет значение? — воскликнула Софи. — Уже одно это обстоятельство Должно сделать нас… — Она запнулась. Хотела сказать «друзьями», но взгляд, который поймала сейчас на себе, был далек от дружеского — в нем отсутствовал даже намек на теплоту, лишь сквозили насмешка и удивление. От смущения Софи залилась румянцем и, обиженная, нахмурилась. Она была очень благодарна дяде Джайлзу, когда он встал и сообщил, что пора бы им вернуться к работе.

Они работали без перерыва еще два часа. Сестры поочередно выходили на обед. Когда наконец очередь дошла до Софи, было уже начало третьего. Она пообедала, как это нередко случалось, в полном одиночестве, думая о событиях сегодняшнего утра. С их новым хирургом она обменялась лишь парой слов во время перерыва. С ним легко и приятно работать, отметила она про себя, но, похоже, ее расположение к нему мало его интересовало. Она поймала себя на мысли, что, в сущности, ничего о нем не знает, — а может быть, он женат? Или у него есть невеста? Эти мысли расстроили ее и удручили; не очень-то вкусный обед показался просто несъедобным. Она вернулась в операционную.

Не было еще и пяти часов, когда последняя на сегодня операция подошла к концу. Хирурги на ходу сбрасывали халаты и колпаки. Софи и сестры принялись скоблить и мыть операционную. Сестры так старались, что уже через минут десять Софи почувствовала свое дальнейшее здесь пребывание излишним и позволила себе удалиться с дежурства. Она ненадолго задержалась в санитарной, чтобы промыть скальпели и иглы, потом спустилась в свой кабинет. Маленькая комнатка была окутана клубами табачного дыма; дядя Джайлз хитро взглянул на нее:

— Ну что, Софи, выпьем по чашке чаю?

— Да, дядя Джайлз. Подождите минутку, я мигом, — тихо сказала она и вышла.

В ее крошечной кухоньке всегда кипел чайник, поэтому заварить чай было для нее делом нескольких минут. Софи принесла поднос и разлила чай по чашкам. Выглядела она расстроенной. Голландец стоял у окна. Его широкие плечи мешали свету проникать внутрь, а поистине исполинский рост делал ничтожными все предметы, окружавшие его.

— Вы ведь тоже будете пить с нами чай, сестра? — равнодушно спросил он, на что Софи раздраженно ответила:

— Нет! — И, чтобы это звучало не так грубо, прибавила: — Благодарю вас. Мне пора идти.

Голландец ничего не ответил, а только нагнулся к столику, налил чай и протянул ей чашку. Не в силах отказать ему, Софи приняла ее из его рук. Он сел за ее стол и вытянул свои длинные ноги.

— Это займет не больше минуты; вы пожалеете, что пропустили такой чай, — сказал он ласково, как будто не заметил ее резкого тона.

Софи устремила взгляд в свою чашку, рассерженная на себя из-за того, что краснеет. Мистер Радклифф, заметив это, поставил чашку на стол и спросил:

— При каких обстоятельствах вы встретились?

Софи не отвечала, и Ионхер ван Остервельд вкратце рассказал, как было дело. Она слушала его низкий голос и удивлялась тому, как легко он мог все обращать в шутку. Всю вину за случившееся он, правда, взял на себя. Софи стало слегка не по себе, но она вдруг вспомнила, как он назвал ее «любезной мадам». От этих воспоминаний ее щеки вспыхнули вновь. Они покраснели еще больше, когда она, отважившись взглянуть на него в момент разговора, встретилась с его глазами — по ним было видно, что обстоятельства их встречи немало его позабавили.

Ее крестного отца история их с голландцем знакомства, казалось, тоже изрядно развеселила, и он в свою очередь с жаром пустился рассказывать разные смешные эпизоды из собственной жизни. Билл воспользовался моментом и наклонился к Софи.

— Сестра Гринслейд, вы не забыли, что пригласили меня на ужин в субботу? — торопливо спросил он. — Вы не передумали?

Софи тепло улыбнулась:

— Конечно нет. Приходи пораньше, и мы сыграем в монополию или в канасту после ужина.

Она поднялась, намереваясь уйти. Мистер Радклифф прервал свою негромкую беседу с голландцем.

— Твоя тетя, Софи, ждет вас всех в воскресенье, она просила меня напомнить тебе об этом.

Софи стояла в дверях, очень изящная в голубом халате и колпаке, который не сняла, даже когда пила чай, сидевшем на ее аккуратной головке как чудесная бабочка. Все трое пристально наблюдали за ней. Она посмотрела на своего крестного: