— Учитывая твою усталость, ужин назначим пораньше. В семь тебя устроит? — поинтересовался хозяин дома. — Надеюсь, к этому времени ты пересмотришь свое отношение к своему отцу.
Не ответив, Эмили вышла из кабинета мужа и плотно закрыла за собой дверь.
Такое могло шокировать лишь однажды. Эмили действительно была потрясена, когда Антон Диаз впервые высказал свое обвинение. Все, что происходило позже, вызывало у женщины лишь досаду. Так и теперь, когда пресловутое доказательство отцовской вины оказалось у нее в руках, она несколько раз перечитала его, но никакого потрясения не испытала.
Обстоятельства всей этой истории оставались весьма туманными. Ибо наличие письма доказывало единственный факт: Зуки и Чарльз Ферфакс-старший были знакомы. Письмо совершенно не пошатнуло ее веру в отца, наоборот, оно полностью доказывало его невиновность. Она отложила бумаги и принялась готовиться к первому ужину в этом доме.
Учитывая величественную обстановку дома, Эмили оделась как для официального приема. Она выбрала платье из бледно-голубого крепа с очаровательными короткими рукавами и серебристые босоножки. Она достала из шкатулки подарок родителей: кулон на тонкой золотой цепочке и браслет, а обручальное кольцо решила снять.
Около семи часов она спустилась вниз. Ей навстречу вышла домработница Антона Диаза и с легким поклоном сообщила:
— Сеньор Диаз ждет вас. Я провожу. Антон уже восседал во главе большого обеденного стола под льняной скатертью, сервированного тонким белоснежным фарфором, серебром и хрусталем. Стол украшала большая ваза с пышным ароматным букетом.
Супруг поднялся ей навстречу. Он галантно усадил ее за стол и вернулся на свое место.
— Ты прелестна, как всегда.
Эмили сдержанно кивнула, принимая этот пустяшный комплимент. Она расстелила на коленях льняную салфетку.
Подали ужин. Супруги ужинали в тишине.
Покончив с десертом, Антон заговорил:
— Отменный ужин. Почему ты так мало съела? Тебе не нравится местная кухня?
— Мне не нравится причина, по которой я здесь! — резко объявила Эмили и покосилась на домработницу, которая принесла кофе.
— Ну за это тебе стоит благодарить твоего папочку, — насмешливо проговорил Антон.
— Все дело в том, что твоя вендетта оставляет меня глубоко равнодушной.
— А как тебе тот факт, что твой обожаемый папочка оказался подлецом?
— С тобой он не сравнится, — смело отпарировала женщина. — А что касается письма, оно действительно ужасно. Чувства выражены в нем косноязычно, дело изложено крайне путано, слова сочувствия, адресованные твоей сестре, малоубедительны. Такое чтение захватывающим не назовешь. Но и крамолы я в нем не вижу… Мне ясно лишь то, что девушка была в беде и хваталась за соломинку. Мне очень жаль.
— Тебе жаль?! Это все что ты можешь сказать? — гневно вспылил Антон Диаз.
— Я сказала, что мне очень жаль, — невозмутимо повторила Эмили. — А скажи-ка мне, Антон, часто ли ты виделся со своим собственным папочкой?
— Не часто. Но какое это имеет отношение?
— Забавно. Я так и думала. А насколько старше твоей матери он был?
— На тридцать лет. Почему ты спрашиваешь?
— О, это многое объясняет, — довольным голоском протянула Эмили.
— Объясняет что? — нетерпеливо громыхал Антон.
— Мой отец не писал этого письма, он даже не был знаком с твоей сестрой Зуки, в этом я абсолютно уверена. Это письмо было написано Чарльзом Ферфаксом-старшим, моим дедом. Это у него была интрижка с твоей сестрой. Дед всю жизнь славился своей любвеобильностью, не изменял себе даже в преклонные годы. Это все, что я могу тебе сказать.
— С дедом?
— Именно с дедом. Как ты уже понял, Чарльз — это наше семейное имя, традиционное для первенцев мужского пола. Томас, мой брат, стал единственным исключением, но и он вернулся к семейному правилу, назвав сына Чарльзом… В этих династических тонкостях так легко запутаться, — насмешливо проговорила Эмили.
— Невероятно! — воскликнул Антон. — Поверить не могу, что Зуки путалась с таким стариканом.
— Она не могла не знать, что он женат. Да и что удивительного, твоя мама тоже не избежала этой участи… Знаю только то, что мой отец и тетя Лиза очень переживали такое недостойное поведение своего папеньки. Его без обиняков звали паршивой овцой в целомудренном стане Ферфаксов. Такого ловеласа еще свет не видывал. Дед и бабушка жили порознь, хотя о разводе не велось и речи. В нашей семье развод — явление исключительное и почти невозможное. Деда не стало, когда мне было семь лет… Надеюсь, этих сведений тебе достаточно, — сухо заключила Эмили и поднялась из-за стола.
Читать дальше