Эйлин Колдер - Самая желанная

— Нет, конечно же нет! — Патрик поймал ее руку и силой заставил Вивьен повернуться к нему лицом. — Я не хочу, чтобы ты уезжала! Я... я люблю тебя...

Она мрачно посмотрела на его руку и презрительно проронила:

— Ты любишь деньги моего отца, а не меня.

Патрик разжал пальцы.

— Мне абсолютно неинтересно, сколько денег у твоего отца.

— Да неужели? Ты всего лишь очередной золотоискатель, альфонс, такой же, как и те мнимые влюбленные, которые липнут ко мне всю жизнь!

Патрик покачал головой.

— Это не так.

— Да перестань лгать! Я только что прочитала всю правду: черным по белому написано, что тебе предлагали за меня деньги.

— Но я полюбил тебя, Вивьен. Я по-прежнему хочу быть с тобой, — тихо возразил Патрик.

Она разрешила себе посмотреть ему в глаза в последний раз. Он был такой красивый, такой серьезный, такой печальный... Это разрывало ей сердце.

— Черта с два! — Она грозно тряхнула головой и отвернулась. — Ты был... хорош, не возражаю. — Вивьен с силой щелкнула замком чемодана. — Знаешь, с другими парнями я всегда чувствовала, используют меня или нет, но ты... Ты меня одурачил!

Она взяла сумку и чемодан.

— Остальные вещи можешь подарить своей следующей подружке.

Вивьен направилась к двери, но Патрик преградил ей путь.

— Не уходи! Пожалуйста, успокойся, и давай поговорим...

Она набрала в легкие побольше воздуху.

— Говорить нам не о чем. Все кончено, Патрик. Твоя ложь убила всякое желание быть с тобой...

Какое-то время он продолжал стоять в дверях, потом посторонился. Вивьен прошествовала мимо, не глядя на Патрика, высоко подняв голову.

— А что я скажу детям?

— Скажи, — глотая слезы, начала она дрожащим голосом, — скажи им, что я их люблю...

Она спускалась по ступеням осторожной медленно, прощаясь с этим домом, с этой жизнью, с этой любовью.

В галерее толпились посетители. Шампанское лилось рекой, и гости с энтузиазмом расхваливали открытие сезона — удивительно талантливую художницу...

Прогуливаясь в толпе, Вивьен краешком уха подслушивала лестные отзывы о своих картинах, считала красные ярлычки, наклеиваемые на уже проданные холсты, и... не чувствовала ровным счетом ничего.

Она долго ждала этого триумфа, в последние месяцы это стало делом ее жизни, а теперь, когда позади и переживания, и неуверенность в себе и она наконец достигла всего, чего хотела, успех показался ей лишь блеклым отзвуком ненужной славы... Яркие краски праздника и безоговорочное признание были пустым местом по сравнению с тем, что она нежданно потеряла.

Несомненно, Вивьен не раз пыталась заставить себя поверить в то, что ничего особенного с ней не случилось: всего-навсего крах очередной любовной авантюры. Как можно сожалеть о потере того, чего никогда по-настоящему и не было? И все равно проникающие в душу глаза Патрика и его мягкие приятные черты преследовали Вивьен и во сне и наяву.

«Я полюбил тебя, Вивьен. Это не входило в наш с Максом план»... Слова буквально сводили ее с ума, заставляя переживать момент расставания снова и снова. Вивьен вернулась в Нью-Йорк неделю назад и до сих пор не могла заставить себя отвлечься. Она едва притрагивалась к еде. И боялась даже представить, что происходит сейчас с брошенными ею детьми. Скучают ли они по ней? Что сказал им Патрик? Хорошо ли учится Сид? Встречается ли Патрик с Айрин?

Этот вопрос мучил ее особенно сильно. Возможно, Патрик лгал ей о том, что никогда не строил никаких планов в отношении Айрин. В конце концов, разве не лгал он ей с самого начала? Так какая ему разница, одной ложью больше, одной меньше... Может, он всегда серьезно относился к Айрин и всего лишь позволил себе маленькое развлечение с Вивьен, а его старания были щедро вознаграждены ее же отцом.

Как же она ошибалась в этом бесстрастном обольстителе!

— Вивьен, ты уверена, что не будешь продавать номер тридцать? — прервал ее размышления Генри.

— Что?

— Не хочешь все-таки продать номер тридцать? — терпеливо повторил он. — Я нашел покупателя, который готов заплатить любую цену.

— Номер тридцать... — Вивьен пробежала глазами каталог. — Это какая?

— Твоя последняя работа, «Осень на ферме».

Вивьен почувствовала, как участилось сердцебиение, и до боли закусила губу, чтобы не заплакать. Ей не хотелось расставаться с картиной, ведь это последняя ниточка, соединяющая ее с Патриком и с детьми.

— Кто бы он ни был, Генри, извинись и скажи, что картина не продается.