Кэрол Мортимер - Ты веришь в судьбу?

Понятно, почему Вульф не женился на Барбаре: Торнтоны не могли лишиться наследника... Сложилась головоломка, так долго не дававшая Син покоя!

Только от этого не стало легче; наоборот, теперь она боялась Вульфа по-настоящему.

И этот страх был сильнее всех прочих чувств...

— Теперь я ученый, — пробормотал Вульф, входя под крышу «кукольного» домика и пригибая голову.

Син почувствовала, что вот-вот упадет в обморок. Она недавно вернулась с работы и собиралась приготовить что-нибудь поесть, когда раздался требовательный стук в дверь...

Она никого не ждала, а Вульфа менее, чем кого-либо! Что ему надо? И почему сегодня? Трудно поверить, что ее завтрак с Ребеккой и вечерний визит Вульфа — все в один день! — простое совпадение. Но что его привело? В последний раз, когда они виделись, он недвусмысленно дал ей понять, что не желает иметь с ней никаких дел... И вот он снова здесь! Син, не мигая, смотрела на него, чувствуя, как цепкий страх не отпускает тревожно забившееся сердце.

— Ребекка рассказала мне о вашей утренней встрече, — заговорил он наконец.

— Да, мы завтракали вместе, — подтвердила Син, не понимая, к чему этот разговор.

— Она пожаловалась, что ты слишком загружена в августе и потому не сможешь помочь ей и Глену. — Он усмехнулся, видя, с каким недоуменным подозрением она смотрит.

— Я и правда очень занята. — У Син уже спину сводило от напряжения. — Если ты с деловым визитом, мое агентство открыто с девяти до...

— Это частный визит, Син, — проговорил он с еще более подозрительной, чем уже привычная ей неприязнь, мягкостью.

Но и не визит вежливости! Вульф никогда их не любил!

— Ребекка сказала, ты спрашивала обо мне, — смущенно кашлянул он.

— Не о тебе. О твоем здоровье, — поправила Син, чтобы сбить с него спесь: пусть не воображает, что она хотела выведать у Ребекки какую-либо личную информацию. — Если быть точной, меня интересовал даже не весь ты, а твоя щиколотка!

— Мне приятно твое внимание и ко мне, и к моим составляющим. — Он картинно поклонился: — Благодарю.

— Вульф, послушай...

— Ты вернула мне мои вещи, которые я оставил у тебя тогда... — Он намеренно сделал долгую паузу. — Так вот, кое-что я не получил. — Опять мучительная пауза.

— Не получил?.. — Син старалась выиграть время, чтобы переждать приступ подкатившей дурноты. — А, это ты, должно быть, о красках? Но ты так взъярился на меня, когда я их привезла, что я и подумать не могла, что ты их хватишься. — Она слегка пожала плечами, чтобы безразличие выглядело более убедительно.

Ей не надо было оставлять у себя этот ящик! Но она не устояла перед соблазном сохранить хоть какую-то частичку того Вульфа, которого знала и любила... И которого больше нет... Лучше бы она не была столь сентиментальна — Вульф не стоял бы сейчас здесь.

А все же, почему прошло так много времени, прежде чем он обнаружил пропажу?..

Син вскинула голову, решив побороть свой страх перед ним; волосы цвета новой луны тяжело всколыхнулись и снова успокоились на плечах.

— Почему ты перестал рисовать, Вульф? — спросила она без обиняков.

— По той же причине я руковожу теперь «Торнтон Индастриз». — Ответ дался ему с трудом, хотя он и старался не показать Син своего напряженного волнения.

— Деньги? — предположила она, и сама не вполне веря в то, что причина в этом: едва ли Торнтонам грозит нищета!

— Разумеется, нет! — отмел он сразу неверную посылку. — Тебе известно, что деньги меня не интересуют.

— Если ты к ним так равнодушен, чего ради тратить жизнь на то, чтобы их становилось все больше? — Она смотрела на него вопросительно.

— Ради того, что заставило меня бросить живопись, — был ответ.

— Мы движемся по кругу. — Син раздражалась на себя за неспособность понять, что же он имеет в виду.

— Однажды ты сама произнесла слово, ставшее причиной всему. — Он тяжело вздохнул. — Виноват . И живу с этим. — Он говорил о своей вине как о чем-то давно выстраданном и решенном. — Ненавижу «Торнтон Индастриз». Всегда ненавидел. И буду ненавидеть всегда.

Син напугал огонь, вспыхнувший в янтарных глазах; она физически ощущала его несвободу от чего-то, ей неизвестного. Вина? За что и перед кем? За связь с женой брата? Но сама по себе (и то, сколько это тянется!) такая вина не могла безвозвратно стереть улыбку с его лица, отучить его смеяться; отнять у него то дело, которое он любил больше жизни и ради которого в эту жизнь пришел, — его картины.

— Не смотри на меня так, Син, — не попросил, а потребовал он. — По этой же причине семь лет назад ты разорвала нашу помолвку. — В его глазах плеснулась та же самая боль, которую так остро чувствовала Син.