Натали Де Рамон: Рыцарь моих снов

— Я?.. Почему я?

— Кто же еще? Ты наследница, если Артюр не написал другого завещания кроме того, что составил в день твоего рождения! А, зная его любовь к бюрократии вкупе с фамильной безмятежностью, я абсолютно уверен, что другого завещания нет! Нет, сестричка! Нет! Радуйся! Папа оставил тебе прекрасный выбор: ждать торгов или срочно грабить банк! Другим путем ты не сможешь выплатить долги!

— Не кричи на сестру! — взорвалась Моник. — Она ни в чем не виновата!

— Подождите. Выходит… Выходит, папа… покончил с собой, узнав о банкротстве?!

— Нет. — Брат прокашлялся. — Извини, Анабель, я сам не свой. Нет, конечно, не покончил. Просто умер. Взял и умер. Естественно, все кредиторы активизировались мгновенно. А будь он жив, мэтр Брунар продолжал бы лавировать между ними — у одного занять, другому отдать, третьему выплатить кредитные проценты. До бесконечности. Условной, конечно, бесконечности, но тем не менее.

Он помолчал, мы с Моник тоже. Через расступившуюся толпу мы миновали замковый мост, въехали во двор, заполненный транспортными средствами всех мастей — от солидных марок до дешевых мотоциклов и полицейских машин.

— Зря ты не переоделась по дороге, Нана, — произнес брат, припарковывая «мерседес» на свободном пятачке. — Там полно народу, а ты эдаким полярником, только бороды не хватает. — И невесело хмыкнул.

— Да, — рассеянно сказала я, — с бородой я бы выглядела солиднее. — Покидать более или менее теплый салон автомобиля совершенно не хотелось. — Что же теперь делать?

— Ты про платье? — спросил брат. — Или про замок?

Он вышел из машины и распахнул дверцу сначала мне, потом — Моник. Вместе со сквозняком ворвался запах молодых листьев и еще чего-то ласково-забытого. Я вылезла наружу и принюхалась, обводя двор глазами. Ну конечно же! Бело-розовые пирамидки в мохнатой листве — каштаны! Папины любимые каштаны!

— Так ты про платье или про замок? — уточнил брат.

— Каштаны цветут, — сказала я. — Я давно не видела весны. Почему-то всегда приезжала осенью… Моник, дай, пожалуйста, мне платье, я пройду через кухню и переоденусь у себя.

— Можно, я с тобой? — жалобно попросила Моник. — Так неохота опять в зал. Мэр, все его чиновники, шеф вашей полиции, монахи из соседнего аббатства…

— Монахи? — изумилась я.

— Ну! Который день поют не умолкая!

— Но наш мэр, кажется, «левый».

— Все они «левые», пока старуха с косой не…

— Достаточно, хватит обсуждать мэра. Пошли, пошли через кухню все вместе, — поторопил брат, вытаскивая из багажника пакеты. — Поживей, девочки, нас и так заметили. — Он кивнул в сторону людей у парадной лестницы. — Уходим, пока не накинулись с соболезнованиями.

Мы юркнули под деревья и быстро пошли вдоль северного фасада жилого корпуса. На древней каменной кладке в лучах заката нежился бархатистый мох.

— Ужас! — Брат брезгливо ковырнул его ногтем. — Как здесь можно жить! Я не понимаю, как это все еще не рухнуло до сих пор! Каменные сараи!

— Не пересаливайте, мсье! — не выдержала Моник. — Ты еще не вспотел доставать свою сестру? Ей и так паршиво, а тут ты со своим поганым языком. Кабы я знала, что ты злой и зануда, в жизни бы не согласилась пойти за тебя! Классно здесь жить! Классно и романтично! Ну, Анабель, скажи!

Я кивнула и благодарно посмотрела на нее. У меня традиционно хорошие отношения с подругами и женами моего брата, но только не с ним: он всегда ревновал меня к нашей маме, особенно когда ее не стало, естественно, скрывая эту детскую ревность, как воспитанный взрослый человек — смешно двадцатитрехлетнему парню ненавидеть шестилетнюю девчушку только за то, что она посмела родиться у его мамочки!

Алену было четырнадцать, когда наша мама вышла замуж за моего отца. Мама старше его на шесть лет, но она папина первая и единственная любовь. Он познакомился с ней, когда она уже была замужем и имела сына. Потом мама овдовела, и отец, не медля, предложил ей руку и сердце.

Я родилась не сразу, а если бы не родилась, то замок и титул наверняка достались бы Алену, папа усыновил бы его, потому что у папы нет никаких родственников — он последний в роду де Бельшют. Все они активно участвовали в Сопротивлении; за стенами замка находили убежище многие, бежавшие в Швейцарию от режима. За что все жестоко поплатились, чудом уцелел только мой дедушка: его спрятала семья нашего дворецкого Герена, повторив легендарный поступок своих предков. Это так, к слову, сейчас речь о другом. Просто я хочу сказать, что у Алена достаточно поводов недолюбливать меня.