Светлана Оникс - Любовные каникулы

Дальше я смотреть не хотела. Ненавижу, когда над животными издеваются. Дикари...

Георг согласился со мной, сказал, что и ему противно и что сжигать барашка более чем негуманно. Заключительная часть празднования прошла без нас.

Мы направились в музей Поля Гогена. Оказалось, что этого художника почитали на Таити как национального героя. Еще бы! Так воспеть своим творчеством эту страну! Да кто бы знал о ее существовании, если бы Гоген не постарался? Музей размещался в одноэтажном, хлипком на вид домике. Дом как дом. Соломенная крыша. Три комнатки. Из окон открывается живописный пейзаж — горы и океан. Пародия на музей.

Но зато здесь царила такая атмосфера! Атмосфера чего-то сказочного, таинственного, загадочного... Будто тебя переносит на сто лет назад. Даже чуть зябко становится. От обиды, что всем людям суждено умереть, а картины останутся. Они будут всегда. Вот что страшно... И несправедливо до чертиков.

Итак, мы с Георгом стояли перед одной-единственной картиной великого Поля Гогена. Все остальные, наверное, давно разлетелись по свету, здесь оставили самую неудачную. Картина такая — на берегу оранжевого моря отдыхает красная собака, а рядом с собакой играют на каких-то дудках две практически голые женщины. А женщины написаны в стиле «палка, палка, огуречик, вот и вышел человечек». Ей-Богу, не вру. Лица кривые, плоские, озлобленные. Что здесь выдающегося?

Я, вообще-то, не понимаю, почему Гогена считают гением... Честно, не понимаю... Может, я дура? Каменюка бесчувственная? Помнится, я в младенчестве так малевала. Брала акварельные краски и давай по бумаге бредятину выводить. Мамке очень нравилось... Она думала, что во мне зреет настоящий талант, что когда-нибудь я обязательно поступлю в Суриковское училище.

А вот Гоген в Суриковское точно бы по конкурсу не прошел. Завалился бы на первом туре. Кому охота возиться с учеником, у которого грудничковое мышление?

Почему собака красная, а море оранжевое, я вас спрашиваю? Не знаете? Я тоже... И Георг в точности не был уверен, но все-таки высказал предположение:

— Гоген воплотил свои мечты о гармонии мира, поэтическом единстве человека и природы. Его творческие изыскания прокладывали путь символизму и стилю модерн...

— Ого! — Я не могла скрыть своего восхищения. — Откуда такие познания?

— Я был в Бретани. И посетил там маленькую деревушку Понтавен... — Георг довольно долго припоминал название деревушки. Видимо, в Бретани он был давно.

— Ну?

— В Понтавене находилась школа Гогена. В ней он передавал свое мастерство ученикам. Школа так и называлась — Понтавенская. Я там многое узнал о его творчестве... У него была очень тяжелая жизнь... Очень тяжелая... И душа у него болела.

— Ты настоящий кладезь. И я тобой горжусь. Прости, что стою рядом, профессор.

— Я не профессор. Просто люблю живопись.

— И тебе нравится это?

— Да... — Он словно оправдывался передо мною. Будто ему было стыдно, что он посмел похвалить творчество Гогена. — Мне нравится.

— Ну, я не знаю... Что тут хорошего? Почему собака-то красная?

— А ты не торопись, вглядись в полотно повнимательней, войди в него, почувствуй. Я знаю, у тебя получится.

— Да брось! Вот еще, чего тут чувствовать?..

— Прошу тебя... Эта картина волшебная... Сосредоточься, выкинь из головы все лишнее, выпрями спину. Нет, глаза не закрывай. Наоборот, смотри вдаль... За горизонт оранжевого моря...

У меня аж мурашки по коже пробежали. Признаться, Георг меня несколько озадачил. Да, я романтик. Но не до такой же степени, чтобы вводить себя в сомнамбулическое состояние! А что, если и в самом деле попробовать? Попытка не пытка, все равно ничего не получится. Глупости все это...

Но у меня получилось... Я несколько минут тупо смотрела на картину. Смотрела до тех пор, пока не услышала прекрасную, незнакомую доселе музыку. Это две нарисованные женщины-таитянки играли на своих дудочках... Заунывно так играли, протяжно, жалостливо... Я тут же подумала, что мелодия эта доносится откуда-то с улицы, прислушалась... Нет... Музыка лилась из самой глубины картины... А таитянки с плоскими, неестественными лицами вдруг превратились в смуглых красавиц. Они закружились в медленном, плавном танце... Оранжевые волны с монотонным гулом накатывали на черный берег. Этот гул разрастался и разрастался и наконец стремительно перетек в завораживающее своей мощью крещендо... И красная собака уже почему-то не вызывала раздражения... Я знала, что красная собака была добрым, дружелюбным существом... Она потянулась, вильнула хвостом и начала тихонько подвывать...