Шерил Кушнер - Гимн моей любви

Так почему же он вернулся в Ривербенд? Не то чтобы его возвращение ее сильно волновало… или все-таки волновало?

Зоуи должна дать понять Райану, что они могут говорить только по делу. Она показала ему свои скованные запястья:

— У тебя нет оснований для ареста. Я не нарушала закон. Я хочу, чтобы с меня сняли наручники — и немедленно.

— Вообще-то, у меня есть основания. Нарушение общественного порядка, в чем, насколько я помню, ты всегда преуспевала. Ключ от наручников на дне пруда, — произнес Райан с преувеличенным терпением, которое, однако, не обмануло ее. Зоуи знала, что ему доставляет удовольствие то затруднительное положение, в котором она оказалась. — Мои сотрудники ищут его.

— Разве у вас нет универсального ключа?

— Мне сказали, что его потеряли в день открытия тюрьмы. Примерно… дай подумать… двадцать пять лет назад.

Она постаралась сохранить спокойствие.

— Ну а как насчет слесаря?

Райан пожал плечами:

— У него выходной. В пятницу они заканчивают в пять часов. Здесь тебе не Нью-Йорк. В Ривербенде никто не работает круглосуточно.

С улыбкой, обозначающей все что угодно, кроме извинения, он скрылся за углом.

— Подожди! Куда ты уходишь? — Зоуи неосторожно задела решетку своими наручниками. От грохота у нее запыли зубы. — Мы еще не закончили. Ты не можешь так просто уйти, Райан! Вернись!

Она была уверена, что слышала его смешок. Другого ответа не последовало. Да она, собственно, и не ждала. Здорово! Стать арестантом в тюрьме своего родного города, а надзиратель — не кто иной, как человек, к которому она ни за что не обратилась бы за помощью.

Прошло десять долгих лет с тех пор, как Зоуи видела Райана в последний раз. Но ей так и не удалось вытравить его из памяти. А теперь — внезапно, неожиданно — он врывается в ее и без того сложную жизнь. И на мгновение, короткое и нелепое, ей неудержимо захотелось задать ему тот самый вопрос, который оставался без ответа целое десятилетие.

Чудесно, что Райан не послушал ее и не вернулся. Бог знает, что бы она ему наговорила и что бы услышала в ответ.

Зоуи обвела взглядом камеру. Восемь на двенадцать футов. В ее квартире места гораздо больше. И не так холодно. На койке — плоская подушка и неаккуратно сложенное жесткое серое полотенце. Крошечное окошко, едва пропускающее солнечные лучи, было единственным источником свежего воздуха.

— И не забывайте о модных железных прутьях на окнах и дверях, — пробормотала Зоуи, дважды пройдясь по камере, прежде чем плюхнуться на койку.

Она уткнулась лицом в подушку, стараясь не думать о том, что в своей безумно дорогой нью-йоркской квартире чувствовала себя пленницей даже больше, чем здесь. Ей нельзя сейчас думать о Нью-Йорке. Или о любимой работе в качестве обозревателя на канале «Пробудись, Америка», которая все же понемногу начинала разъедать ее сердце и душу. Но Зоуи никогда не признавалась в этом ни коллегам, ни друзьям.

Все думали, что Зоуи довольна жизнью. Всего месяц назад они отмечали ее последнее достижение в одном из лучших клубов Нью-Йорка. Тогда она, простой репортер, получила вожделенное эфирное время на «Пробудись, Америка». Люди, от которых Зоуи годами не получала ни весточки, звонили или присылали электронные письма, прочитав о вечеринке в одном из разделов «Нью-Йорк таймс». Она так обрадовалась, когда увидела статью матери о себе на первой полосе «Трибуны Ривербенда» с не слишком оригинальным названием «Провинциалка выбилась в люди».

Зоуи достигла цели, которую поставила перед собой шесть лет назад, после окончания колледжа. Она работала и жила в Манхэттене. У нее полно друзей и знакомых. И, благодаря своей работе, Зоуи считалась знаменитостью.

Но она не могла забыть о том, как нью-йоркская пресса отнеслась к ней на прошлой неделе, когда по телевидению объявили, что Зоуи, кроме всего прочего, будет вести двухчасовую ночную развлекательную программу. «Озорная мисс получает лучшее эфирное время». Эта фраза до сих пор приводила ее в ярость. Кто бы ни назвал ее озорной, он явно не интересовался стилем работы Зоуи.

Героями ее репортажей никогда не становились изнеженные знаменитости. Она уделяла внимание обычным людям с их проблемами и трудностями. Такими же, как ее собственные.

Зоуи села и глубоко вздохнула. Если бы коллеги из «Пробудись, Америка» видели ее сейчас, они ни за что не узнали бы в закованной в наручники, промокшей, вымазанной в грязи с головы до пят женщине, ту, которую привыкли видеть изысканной и безупречной. Да еще в городе, куда она поклялась никогда не возвращаться. Если бы на ее месте оказалась любая другая несчастная, Зоуи была уверена, что нашла бы способ превратить эту трагедию в двухминутную сенсацию для новостей.