Белинда Джонс: Я люблю Капри

— Если что, я в своей комнате.

Я мысленно беру себя в руки в ожидании очередного шторма из серии «Если бы ты перестала есть молочное, то совершенно преобразилась бы», но тут мама, ни слова не говоря, задумчиво уходит обратно в гостиную. Она долго смотрит в камин невидящим взглядом, и в тот самый миг, когда я собираюсь вступиться за свое решение и заявить, что мне уже не обязательно во всем следовать ее советам, она говорит:

— Я хочу, чтобы ты поехала со мной на Капри.

Этого я не ожидала.

— Я думала, похороны уже закончились… — недоуменно хмурюсь я.

— Так и есть, но Люка Аморато хочет купить магазинчик отца и…

— Кто такой Люка? — перебиваю я.

— Управляющий в магазине. Он там проработал больше десяти лет. Двадцать процентов пая принадлежат ему, и сейчас он хочет купить все целиком.

— А остальные восемьдесят — твои? — спрашиваю я, пробираясь к дивану.

— Да, — говорит мама. — Отец оставил мне все, кроме пяти тысяч фунтов на мелкие расходы, которые достались тебе.

Я и не думала, что дедушка в курсе относительно существования внучки, но сейчас нет времени в этом разбираться.

— А адвокаты не могут с этим разобраться? — поинтересовалась я. — С остальной частью завещания у них неплохо получилось.

— Я не уверена, что хочу его продавать. — Голос у мамы дрожит.

Оп-па.

— Что ты имеешь в виду? — спокойно спрашиваю я.

— Думаю, может, самой поехать туда и заняться этим магазином?

Она с ума сошла? Я не верю своим ушам.

— Что? Да ты лет пятьдесят уже там не была!

— Сорок пять.

— Мне казалось, ты поклялась туда не возвращаться?

— Твоя бабушка заставила меня поклясться. Но ее уже нет… — Мама пристально смотрит в свою чашку. — Я не хочу больше с этим тянуть.

— Но что тебя туда влечет?

— Воспоминания, — вызывающе говорит мама. — Воспоминания, о которых мне, одиннадцатилетнему ребенку, велено было забыть.

Я даже немного сочувствую ей. Мама почти не рассказывала мне о своем детстве, но я знаю, что она родилась на Капри. Много лет подряд она повторяла: «Я люблю Капри», так что для меня это тоже стало заклинанием. У нее было во всех смыслах счастливое детство, но за несколько дней до маминого двенадцатого дня рождения ее мать (бабушка Кармела) обнаружила, что ее муж Винченцо ей изменяет. Причем это был не случайный роман, а многолетняя связь.

Во вполне оправданной ярости Кармела схватила три чемодана, две кастрюли и единственную дочь и в тот же день уехала в Кардифф: одна ее хорошая подруга вышла замуж за валлийца, и Кармела давно обещала ее навестить. С того злополучного дня Кармела прервала все связи с Италией и даже запретила маме говорить дома на родном языке. Поэтому мама теперь говорит по-итальянски хуже любого туриста, что я тут же ей и сообщаю:

— Да ты даже не можешь прочитать меню в «Чао Чимру»![6]

— Вот поэтому мне и нужно, чтобы ты поехала со мной и переводила, — спокойно отвечает мама.

— Погоди! — останавливаю я ее. — Ты не можешь всерьез об этом думать. Насколько я понимаю, речь идет о том, чтобы бросить работу и переехать туда насовсем?

У меня голова идет кругом. Мама всегда была рядом. Она меня бесила, но жила-то поблизости.

Только представить, что она поселится в другой стране… я качаю головой. Нельзя сказать, чтобы я никогда не высказывала про себя такого желания, но…

— Я хотела бы попробовать. — Мама улыбается. — Собственный магазинчик — я об этом могла только мечтать. Я знаю все о моде, закупках, оформлении витрин, распродажах…

— В Уэльсе! — фыркаю я. — Там же совсем другой мир! Помнишь, я переводила неделю для того выпендрежного дизайнера в Милане?

— Если бы ты поехала со мной, рассказала, как там у них все работает, помогла бы мне начать, я уверена, что у меня бы получилось, — говорит мама, игнорируя мои возражения.

Я смотрю на эту целеустремленную пятидесятисемилетнюю женщину и удивляюсь, где она берет столько энергии? И почему даже малая частичка этой энергии не перешла мне по наследству? Я ее в два раза моложе, но для меня подобные идеи звучат по меньшей мере как вызов. (В последнее время я пришла к выводу, что перемены следует принимать лишь тогда, когда они неизбежны, но зачем же на них напрашиваться? От них столько мороки.)

— Ты, что ли, не хочешь уйти на заслуженный отдых, как все нормальные люди? — спрашиваю я — мне кажется непостижимым, что кто-то может променять тихое сидение перед телевизором без забот и ответственности на что-то иное.