Белинда Джонс: Я люблю Капри

С ума сойти, чего только не наговоришь, когда точно знаешь, что тебя слушают.

— Самое тяжелое заключается в том, что мне все еще кажется, будто это только начало. Меня переполняет любовь, которую я хочу подарить тебе, а мы едва успели познакомиться. Люка вздыхает:

— Может быть, это из-за того, что у нас еще многое впереди, просто мы пока не знаем — когда это случится.

Что ж, это лучше, чем объявить нашу встречу торжественным финалом. Поэтому я говорю:

— Да, может быть, когда-нибудь…

— Как Роза и Винченцо. — Люка улыбается, потом опять грустнеет. — Но я не прошу тебя ждать меня. Это было бы несправедливо.

— Да. я понимаю. Но думаю, воспоминания помогут мне продержаться некоторое время.

— Такие прекрасные воспоминания, — говорит он.

— Очень может быть, что настанет день, когда все это покажется мне нереальным, но у меня всегда будет вот это…

Я достаю из сумки конверт с фотографиями.

— Я отдала их в печать в Вероне, — объясняю я, раскладывая фотографии на камнях.

Наш великолепный поцелуй на Террасе Бесконечности. Я с платьем Розы в руках. Люка в Амальфи, разодетый в полиэстер ядовитых оттенков. И кривая фотография — я сфотографировала сама себя с вытянутой руки на лодке Люка — здесь я кутаюсь в его серый кашемировый свитер.

— Тебе идет мой свитер, — улыбается Люка.

— Это, наверное, единственная дизайнерская вещь, которую я одобряю.

— А еще лучше ты смотрелась бы в этом платье… — Он с печальной задумчивостью рассматривает сверкающий атлас.

У меня сжимается сердце. Я хочу надеть его только для него.

— Я отпечатала фотографии в двух экземплярах. — Я беру себя в руки. — Если хочешь, забирай. Ты мог бы держать их в магазине в столе Винченцо.

Люка смотрит на фотографию, где мы целуемся, и на мгновение забывается.

Я перебираю фотографии дальше и улыбаюсь — теперь у меня есть кадры, которые стерли из моей памяти Бритту и Томаса. Теперь я не могу их представить себе, даже если очень постараюсь.

— Когда ты уезжаешь?

— Завтра, — говорю я, как будто все уже решено.

Не хочу, чтобы Люка знал, что моя мама не удивится, если я останусь еще на несколько недель.

— Как я тебя найду?

— Я тебе напишу.

Его лицо проясняется.

— Из дальних стран?

— Я подробно опишу тебе все свои приключения, — улыбаюсь я. подцепляя пальцем его за ремень. — Но ни одно из них не сравнится с этим.

Люка берет в ладони мое лицо и крепко целует в губы. Когда я открываюглаза, он выглядит значительно живее, чем при моем появлении. Теперь на душе у него остался только небольшой Плачидо.

— Тебе пора возвращаться в магазин, — подсказываю я, взглянув на часы.

Моей решимости надолго не хватит. Он целует меня снова. Мягче, нежнее. — Ким, ты самый добрый человек на свете. Спасибо тебе.

Я улыбаюсь и машу ему вслед, пока Люка не скрывается из виду. Потом мое сердце раскалывается, и я падаю на колени.

Вдоволь нарыдавшись, я еще какое-то время сижу и смотрю на море сквозь не просохшие слезы — блики пляшут на поверхности воды, то вытягиваясь, то сжимаясь.

Потом я встаю, закатываю джинсы и вхожу в воду, чтобы умыться. Вода стекает по шее и приятно холодит кожу. Я опускаю руки глубже в воду и делаю еще шаг вперед — вода поднимается выше колен. Быстро, чтобы не передумать, я снимаю джинсы и рубашку и швыряю мокрый ком на берег. Трусы и топ вполне сойдут за купальник — пришло время впервые в жизни искупаться в Средиземном море.

Говорят, соленая вода хорошо заживляет раны.

— Ты не можешь уехать, — дуется Марио, когда я в последний раз сажусь на свое место в баре.

— Почему? — спрашиваю я, хватая у него из- под носа вишенку.

Несмотря на то, что белье у меня еще мокрое после купания у скал Фаральони, я иду прямиком в бар — не хочу опять завести привычку прятаться, как тогда, после Томаса. Сейчас я подзадориваю себя, уговариваю жить дальше. Кроме того. Марио умеет заставить меня улыбнуться.

— Я не сдержал своего обещания. — сурово говорит он.

— Какого обещания?

— Я обещал себе немножко с тобой потрахаться.

— Марио! — смеюсь я.

Он приподнимает бровь.

— Ну ладно, давай тогда… — Я притворяюсь, что расстегиваю рубашку.

— Ну правда. Ким, неужели обязательно уезжать?

— Да, обязательно. — вздыхаю я.

— Что ты будешь делать в Англии?

— Понятия не имею. Но у меня все еще на руках пять тысяч фунтов из завещания Винченцо, их надо как-то потратить.

— Пять тысяч фунтов? Вот это да! Это же пятнадцать миллионов лир!