Элис Маккинли: ПОЭЗИЯ СТРАСТИ

Жанлен поднялся и опустил фотоаппарат.

Руки у него дрожали. Он даже удивился: давно с ним такого не случалось. Наверное, года три назад — да, от неуверенности, от неумелости, от гнетущей ответственности за каждый кадр пальцы не слушались, а руки чуть ли не судорогой сводило. И всегда после заветного щелчка они дрожали. Но сейчас-то… Профессионал. Не впервой. Жанлен поднял глаза и посмотрел на Ньиве Керк. Невинная, чистая, она улыбалась ему застенчивой загадочной улыбкой. Солнце играло в ее стеклах, и словно озорные тени притаились в уголках алых девичьих губ.

— Ты еще придешь сюда, — шепнули губы.

Жанлен кивнул и, слегка поклонившись, зашагал через площадь на боковую улицу. Нужно отдать снимок Виктору. Скорее. Уже к вечеру, если очень попросить, все будет готово. Жанлен не смог удержать порыв восторга и побежал. Вперед! Свети солнце, радуйся день, сегодня состоялось одно из самых значительных событий! Отснята Ньиве Керк! Да как отснята! За этот кадр дадут золотые горы! Какое освещение! Казалось, сам лик Бога озарил древнее строение, вдохнув в него новую жизнь искусства.

Но вот и ателье «Эстелла». Жанлен ворвался в него словно ураган, словно отчаянный порыв ветра.

— Виктор! Виктор! Да где же ты?! — Жанлен не замечал таращившихся на него посетителей. Пусть удивляются, сегодня стоящий день.

Из задней двери, находившейся в углу приемной, высунулась всклокоченная рыжая голова.

— Что ты так орешь?! — возмутился Виктор. — Я работаю, между прочим.

— Черт с ней, с работой! — махнул рукой Жанлен. — Я отснял последний кадр. Я сфотографировал ее наконец!

Его возбуждение передалось Виктору.

— Кого? Кого ты отснял?

— Ну ее! — возмутился непониманием друга Жанлен. — Ее.

— А-а! — закивал тот. — Ну?

— Сделаешь к сегодняшнему вечеру? Чем раньше, тем лучше. Пришли прямо домой. — Он поспешно перемотал пленку и сунул ее в руку Виктору. — Только последний кадр. И в рамку.

Как всегда.

— Ладно, договорились: Сделаю.

Жанлен попрощался и вышел. Как они на него смотрели, эти обыватели! Интересно, что они подумали? А та девушка, что принимала в кассе заказы на фото? Кажется, она засмеялась. Да, точно.

Жанлен не знал, куда себя деть от счастья.

Последний снимок в коллекции. Да какой снимок! Для него уже давно приготовлено место на стенке. Чем бы теперь заняться, чтобы скоротать время? Пожалуй, стоит закатить вечером пирушку для друзей в честь торжественного события. Сейчас купить все необходимое и пригласить брата. Да и остальных. Но вдруг Жанлен засомневался. Ему словно стало совестно. Бедняжка Ньиве Керк, она отдалась ему во всей своей женственной красоте, в первозданном, робком величии на фоне голубых небес. И что?

Он выставит ее перед всеми. Нет. Это все равно что отправить свою жену переспать с каждым встречным. Нет. Нельзя. Они увидят красавицу в свое время. И так, пожалуй, лучше: когда восхищаются одновременно, запоминаешь общее ощущение, а реакцию конкретного человека — никогда. Появляется возможность прочесть их взгляды, поговорить с каждым, понаблюдать за произведенным впечатлением. Сегодня же Жанлен откроет свою святыню только брату.

Через двадцать минут он уже поднимался на второй этаж в собственную квартиру. Руки были заняты бумажными пакетами с продуктами, открывать пришлось чуть ли не носом, придерживая ключ. Вот и дома. Сложив ношу, Жанлен тут же набрал номер брата.

— Алло? — Голос у Жака был хриплый, видимо братишка опять засиделся на пленэре и простыл.

— Это Жанлен. Ты что, болен?

— Есть немного, но ерунда, пройдет.

— Слушай, а какие планы на вечер?

— Ты можешь что-то предложить?

— Я ее отснял! — выпалил Жанлен, не в силах больше сдерживаться. — Я отснял Ньиве Керк!

— Что? — В голосе Жака послышалось неподдельное волнение. Как человек чуткий к искусству, он понимал и ценил снимки брата чуть ли не выше собственных картин, которые, кстати, в последнее время тоже завоевали себе немалую популярность.

— Снимок будет готов к вечеру. Ты не представляешь! Я поймал отличный момент. Солнце… — И Жанлен, захлебываясь словами в приступе восторга, принялся сбивчиво рассказывать о том, как целый час ждал подплывающего облака, как потом ждал луча, как приседал и поднимался, стараясь уловить тонкости картины.

Жаку можно было говорить о таких вещах, не таясь и не прячась. Он и сам остро чувствовал природу предметов. И, конечно, знал, о чем идет речь. — Я… Я… Первый луч как стрела, и я нажал! — вопил Жанлен. — Ты не понимаешь. Я поймал!