Дженис Мейнард - В твоих объятиях

Через два часа терпение его почти исчерпалось. Он уже не знал, что делать, и горел желанием растерзать бедную регистраторшу, когда в комнату вошел высокий худой доктор. По его лицу ни о чем нельзя было догадаться. Подойдя к Джонатану, он улыбнулся и спросил:

— Вы мистер Мэтьюз?

— Да.

— Мисс Джордан в палате 512 в восточном крыле. Вы можете зайти к ней.

— Как она? — спросил Джонатан и услышал, что голос его дрожал.

Доктор нахмурился.

— Как будет с беременностью, неясно. Ультразвуковое исследование не показало никаких проблем. Но вы, конечно, знаете, что выкидыши сейчас очень часты. Кровотечение — нехороший признак. Мы оставим ее тут до завтра, сделаем еще кое-какие анализы и тогда решим, что лучше предпринять.

Джонатан поблагодарил доктора и медленно вышел из комнаты. Несколько секунд он простоял у лифта, пытаясь сообразить, какую кнопку ему следует нажать.

Сердце его сжалось в комок, когда он увидел ее, тихо войдя в приоткрытую дверь палаты. Она лежала неподвижно на огромной больничной кровати, лицо ее покрывала бледность. Он сел на стул рядом с кроватью и дотронулся до ее руки.

— Сара?

Глаза ее медленно открылись, и она улыбнулась.

— Я так рада, что ты здесь. Я хотела попросить тебя подняться со мной, но подумала, что тебе будет неловко присутствовать при процедурах.

— Мне жаль, что ты этого не сделала, — проговорил он.

Она сжала его руку.

— Доктор говорил с тобой?

— Немного. Он сказал, что ты вне опасности.

Губы у нее задрожали.

— Я так боюсь. Я больше всего в жизни хочу сохранить ребенка. Доктор сказал что-нибудь еще?

Джонатану очень хотелось успокоить ее, и в то же время он знал, что она надеялась услышать от него правду.

— Он сказал, что кровотечение — нехороший симптом. Они проведут еще несколько анализов, и тогда решат, что делать. Завтра мы, наверное, узнаем побольше.

Он не мог придумать, что можно еще сказать, чтобы успокоить ее. Заметив, что глаза ее закрываются, он наклонился и поцеловал ее. Она виновато улыбнулась.

— Прости. Мне сделали укол, и я все время засыпаю.

— Отдыхай спокойно. Я буду тут, поблизости.

На следующий день в полдень врач сказал, что Сара может вернуться домой, но прогноз остался не очень ясным. Она должна лежать, вставать только в туалет. Джонатан видел, как она побледнела, когда поняла, чего они опасаются. И невероятно смутилась, услышав совсем нескромный вопрос Джонатана. Но оба они вздохнули с облегчением, когда пожилой доктор, слегка улыбнувшись, уверил, что их сексуальные отношения не могли стать причиной случившегося.

Медсестра не разрешила Джонатану везти коляску с Сарой к машине.

— Больничные правила, — объяснила она, пожав плечами.

Несмотря на Сарины протесты, он не позволил ей выйти из машины, а, взяв на руки, отнес в дом. Приготовив суп и сандвичи, Джонатан стоял над ней, как страж, пока она все не съела. Потом уговорил ее немного поспать.

Он убрал все в кухне и бесцельно бродил по дому. Обнаружил в гостиной несколько коробок с книгами, которые, вероятно, должны стоять на книжных полках, и решил их расставить. Сара, наверное, потом все переставит по-своему, но ему надо чем-нибудь занять себя.

После полудня он съездил в магазин, купил овощи. Усадив Сару на диван перед телевизором, сварил пару картошек и быстро приготовил салат.

Убедившись, что Саре пока не нужна помощь, он вышел во двор, чтобы на маленькой печке гриль поджарить мясо. После обеда они посмотрели взятый напрокат фильм и рано улеглись спать.

Проснувшись среди ночи, Джонатан протянул руку и убедился, что кровать пуста. Он нашел ее в темной гостиной на диване. Она сидела, прижав колени к груди, и тихо плакала.

— Сара, дорогая, в чем дело?

Он сел рядом и обнял ее дрожащие плечи. Она теснее прижалась к нему, и он с ужасом обнаружил, что руки и ноги у нее холодные, как лед. Он похлопывал ее по спине, шептал ободряющие слова любви, в то время как ее слезы капали ему на грудь. Когда всхлипывания прекратились и ровное дыхание убедило его, что она уснула, он нежно поднял ее и отнес обратно в кровать. Он лежал рядом, крепко обнимая ее, пока сон не сморил и его.

Следующие два дня прошли без всяких происшествий. Он чувствовал, что ей очень неприятно его обращение с ней, как с инвалидом, и его взволнованное ожидание каждый раз, когда она находилась в ванной, ужасно раздражало ее, но он ничего не мог поделать ни с тем, ни с другим.

Она пару раз разговаривала с родителями, когда они звонили и, как ни удивительно, ей удавалось говорить спокойным и жизнерадостным тоном, однако после каждого разговора она долго плакала. Каждая оброненная ею слеза разрывала его сердце на части.